Мёртвая зыбь

правда, в плохом состоянии, придётся ремонтировать, но зато мы будем одни, и никто не будет тыкать в глаза:

«Домовладелец!» Думаю, к весне наладим там жизнь.

– Я бы повременил, – прихлёбывая вино, сказал Стауниц. – Бросить квартиру в собственном доме? Представьте себе, обстоятельства изменились, и тогда вы здесь, на месте, купчая и все бумаги при вас.

– Мы с Макаром думали об этом. Но даже в случае перемены – кто в Москве нас не знает!

«Опять о том же, – подумал Бирк, он чувствовал какую-то неловкость, когда при нем намекали на возможность переворота. – Неужели их ничему не научили эти годы?»

Чтобы не молчать, он спросил у Стауница:

– Вы как будто из военных?

– Не в больших чинах. Прапорщик. – И он посмотрел на

Бирка испытующим взглядом.

Бирк выдержал взгляд. Чтобы изменить тему разговора, он заговорил о балете. Хозяйка поддержала.

– Была на днях на «Корсаре», – затараторила она, – на сцене все, как было, но в зале, боже мой… Гимнастёрки, кожаные куртки… И холод, какой холод. Я так сочувствовала Гельцер, ведь на ней только трико!

– А как насчёт царской ложи? Ну и публика!

«Опять этот Стауниц!» – подумал Бирк и стал прощаться.

– Прошу извинить. У нас почтовый день, отправляем курьеров.

– Пожалуй, и я с вами. Если Роман Густавович будет так любезен и довезёт, – сказал Градов.

– Ох как нехорошо… Все спешат. Вы заходите к нам, –

приглашала Агриппина Борисовна, – по пятницам у нас покер, а для солидных гостей преферанс.

В автомобиле Бирк спросил у Градова:

– Кто этот Стауниц?

– Будущий компаньон Кушакова. Очень мало знаю о нем. Отец был лесопромышленником, разорился. Сын, говорят, человек со связями. Но конечно, кроме связей нужны… – и он пошевелил большим и указательным пальцами, – золотые кружочки, империалы.

Они пересекли Лубянскую площадь. Окна большого дома были освещены.

– Серьёзное учреждение, – сказал Градов и, как показалось Бирку, слегка вздрогнул.

Бирк промолчал.

5

В тот ночной час, когда Роман Бирк и его попутчик миновали Лубянскую площадь, глядя на освещённые окна большого дома, Дзержинский говорил со своими ближайшими сотрудниками. Этот разговор имел важное значение для событий, которые произошли впоследствии.

– Военные задачи мы решали энтузиазмом масс, рабочие и крестьяне понимали, что несут им капиталисты и помещики. Нашим делом было на фронте, через особые отделы, вылавливать и уничтожать предателей, бороться с бандами, в тылу обезвреживать заговорщиков. В отчёте на съезде Советов товарищ Ленин говорил, что иначе как репрессией, быстрой, беспощадной и решительной, отвечать было нельзя. За это враги советской власти нас ненавидели и ненавидят. Теперь партия и рабоче-крестьянское правительство ставят перед нами новые задачи. Обстановка требует сосредоточения нашего внимания на задачах чисто политических. Мы и называемся теперь Государственным политическим управлением. Надо, чтобы это название – ГПУ – внушало врагам ещё больший страх, чем

ВЧК. Теперь условия работы осложнились. И в особенности это относится к борьбе с контрреволюцией. Товарищ

Ленин говорил, что от нас требуется больше умения и знания тактики врагов. Сфера наших действий становится более узкой, но ответные удары ГПУ по врагам советской власти должны быть более точными и сокрушительными.

Мы победили в гражданской войне, мы выбросили за границу не одну тысячу наших заклятых врагов. Они рассеяны по всему миру, они нашли себе приют во всех европейских столицах. Там они вынашивают планы террористических актов, диверсий, проникновения в Советскую страну. Им помогают разведки капиталистических стран. Вооружённые силы белых, сосредоточенные главным образом в

Сербии, представляют несомненную опасность. И Врангель всячески старается сохранить боеспособность своего так называемого ОРА – Объединения русской армии…

Теперь я должен информировать вас о следующем…

Дзержинский остановился на мгновение, чтобы передохнуть.

– По сведениям из-за границы и данным, полученным внутри страны, мы убедились, что на советской территории действует довольно многочисленная и глубоко законспирированная контрреволюционная организация. Она называется Монархическая организация центральной России –

МОЦР. Центр её находится в Москве, а разветвления – в

Петрограде, Нижнем Новгороде, Киеве, Ростове-на-Дону и на Северном Кавказе. Несомненно, что существуют ещё организации и группы, пока неизвестные нам. МОЦР

установила прямой контакт с центрами белой эмиграции за границей и, опираясь на их помощь, готовит восстания против советской власти. ГПУ обязано проникнуть в замыслы и планы врага и в нужный момент нанести ему сокрушительный удар.

Для тех сотрудников, кто не занимался непосредственно делом МОЦР, сообщение Дзержинского было несколько неожиданным.

– Цека нашей партии, – продолжал Дзержинский, –