Мёртвая зыбь

– А вечером? Вечером тоже. И ночью.

«Плохо», – подумал Стауниц.

– Пахнет гарью, – сказал вслух. – Придёт ли Зубов?

Но Зубов пришёл ровно в четыре, как было условлено.

Разговор начался с провала краснодарской группы.

– Это продолжение Ленинграда, – сказал Зубов. –

Наверно, у них была переписка. Конспираторы… Дерьмо!

Не в этом дело. Ты получил через Романа Бирка от Аду

Бирка две тысячи фунтов стерлингов, пообещав ему какие-то изумруды?

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Зачем ты брал деньги? Кто тебе разрешил заниматься грязными делишками?

– Не твоё дело!

– Нет, моё… Общее дело. Тебе известно, что Роман

Бирк нам помогает в Москве и в Ревеле. Его дядя Аду Бирк вне себя! Роман говорит, что его выгонят из министерства, и мы потеряем ценного помощника.

– Кто это «мы»? – спросил Стауниц, подчеркнув «мы».

– Мы – это «Трест». Зачем ты пугал Бирка ГПУ? Это же шантаж.

– Хотел отделаться от Бирка.

– Нам нет смысла из-за этих денег терять такого полезного человека, как Бирк.

– Кому «нам»? «Нам»?. – зло усмехаясь, смотрел

Стауниц в глаза Зубову. – Черт с ним! Деньги я верну завтра. Отдашь Бирку. Я с этой скотиной разговаривать не хочу. Две тысячи фунтов – на даче. Там получишь. Завтра весь день мы с Марией Владиславовной занимаемся шифровкой. Послезавтра – почта.

– Но при Захарченко? Как же при ней передавать…

деньги?

– А ей какое дело?

Зубов молча кивнул и встал.

– Подожди… Что за телеграмму до востребования ты получил в Новороссийске?

– А тебе какое дело? Это допрос?

– Ты же меня только что допрашивал? Допрашивал? Я

хочу знать, что за телеграмма?

– Это штучки Баскакова. Слежка? Ну черт с ним. Телеграмма была от жены. У неё умер отец.

– Вот что… Ну хорошо. До завтра.

Зубов пошёл к дверям. «Все ясно. Пристрелить его, –

мелькнуло у Стауница. – Из того самого дарёного браунинга с монограммой. Нет. За складом наблюдение. Ещё услышат. Нельзя. А жаль…»

Дверь за Зубовым захлопнулась. Он шёл быстро, едва сдерживая волнение: Стауниц, видимо, догадывается.

«Кому „нам“? Это было сказано со значением. Явный намёк на ОГПУ. Позвонить Старову? Сообщить об этом разговоре? На беду, Старова нет в Москве, он в командировке. Делом „Треста“ занимается сейчас Косинов (Колёсников), но он не вполне в курсе событий. Решил позвонить Якушеву. Подошла жена Якушева:

– У него – жар, сорок и две десятых. Ангина. Он ночью бредил…

Зубов положил трубку: «А в сущности, чего я порю горячку? Надо знать Стауница. Этот прохвост в разговоре с

Бирком действительно пугал его ГПУ. А что, если это он прощупывает, проверяет какие-то свои догадки? С телеграммой действительно получилось неловко… Пожалуй, товарищи правы: „Трест“ „перезрел“. И Артузов говорил про это. Пора кончать игру. Завтра поеду, получу деньги, отдам Бирку и заодно прощупаю настроения Стауница и

Захарченко». Так решил Зубов.

В эти минуты Стауниц уже сидел в пригородном поезде и мчался на дачу к Захарченко. «Две тысячи фунтов… Так я их и отдал. Пригодятся, ещё как пригодятся».

…Подушкин, слышавший в подвале разговор Стауница с Зубовым, некоторое время сидел в оцепенении на ступеньках лестницы, ведущей в подвал. Потом вдруг забеспокоился, стащил с себя брезентовый балахон, достал спрятанный чемодан, зеркало, бритву. Через полчаса со склада «Флора» вышел бритый мужчина в кепи и элегантном сереньком пальто. Он запер на замок склад и направился к мосту. На мосту, оглянувшись, швырнул ключи в реку и, перейдя мост, скрылся в переулке.

Его служба в должности ночного сторожа кончилась.

…Захарченко встретила Стауница холодно:

– Ты прочитал письмо Александра Павловича? Ты знаешь, о чем идёт речь? Его люди перейдут границу «кустарями». В «Тресте» ни Якушев, ни Потапов не должны знать. Знаем только мы – я и ты. В эти два дня надо разработать план покушения. Это будет неожиданностью для

Потапова и Якушева. Как удачно, что Якушев болен. Мы поставим его перед фактом!

А в это время Стауниц думал: «Все ясно. Якушев –

чекист. Зубов – чекист. И я, в сущности делал то, что им нужно. А эта бешеная бабёнка бормочет все про своё…»

Он вдруг вскочил и сказал сквозь зубы:

– Мария Владиславовна… Довольно дурака валять! За кого вы меня принимаете?

Она удивилась, потом сказала:

– Странный вопрос. За самого выдающегося, после

Якушева, члена «Треста».

Он засмеялся каким-то деревянным смехом и сквозь зубы с яростью произнёс:

– Мария… И я и ты – орудие Якушева, а Якушев – чекист!

Он посмотрел на неё и ужаснулся: на него глядели широко раскрытые глаза безумной.

– Якушев?

– Да! Якушев! И Потапов!

– Зубов?

– Тоже.

– Но они же делали все! Были во главе!. И они чекисты!

Она упала на диван и лежала как мёртвая. Он тронул её за плечо. Она подняла голову и смотрела на него невидящими глазами.

– Что же делать?

– Бежать, – твёрдо сказал Стауниц. – Бежать через финское «окно», пока оно действует. Хорошо, что Радкевич в Ревеле. Нам надо бежать сегодня же. – Он стал прежним наглым и отчаянным Стауницем. – Завтра утром мы в Ленинграде, ночью переходим границу. У нас есть ровно сутки, не больше.

Она встала, машинально накинула платок, надела пальто и вдруг повернулась:

– Почему я не убила тебя и себя?