Минотавр

Тесей:тебе ничего странного утром не приходило?

Ариадна:Допустим. А что?

Тесей:блин, ну чего ты не сказала!

Тесей:это Бетховен, да?

Ариадна: Да.

Тесей:а, и ещечто-то новенькое

Тесей: тэмпл грандин

Тесей: никогда не слышал, а ты?

Громов выждал несколько минут, нервно дёргая ногой под стулом, но ответа не было.

Тесей:посмотрим завтра?

Ари так ничего и не ответила – уже вышла из сети, и Громов расстроенно откинулся на спинку кресла и отправил в рот кусок недоеденного сыра. После взял снова диск с «Бетховеном» и рассмотрел внимательнее обложку. Всё же не просто так похититель отправил им именно эти диски. Как и в случае с предыдущими загадками, он что-то хотел сказать, но Громов совсем не понимал смысла. Как и до этого, нужен был ум Ари.

Взяв последний кусочек сыра, он ещё покрутил тот в руках и подумал, что на вид и вкус сыр сильно отличался от какого-нибудь Российского или Чеддера, да и выглядел иначе – белый, плотный, нарезанный кружками. Громов плохо разбирался в сортах сыра, но тут как будто бы всё было очевидно, просто ответ никак не приходил на ум. Откусив маленький кусочек, он прикрыл глаза и погрузился в воспоминания, словно сыр мог помочь что-то вспомнить. В голове беспорядочно носились самые разные мысли, крутились названия всех сыров, которые Громов когда-либо пробовал, но результата не было.

– И как этот чёртов сыр может быть связан с Бетховеном? – пробормотал Громов, сдавшись, открыл глаза и вдруг, всего на секунду столкнувшись взглядом с собакой на диске, почувствовал, как сердце бешено заколотилось. Слово возникло в голове вдруг так легко и просто, будто всегда там было.

– Моцарелла… Моца! – воскликнул Громов и тут же испуганно повернулся к камере, чтобы спросить про собаку, но не успел – свет погас, и комната погрузилась во тьму.

На следующий день после встречи в офисе Громов неожиданно для себя вспомнил Асю. Но не с раннего утра, когда на собрании в очередной раз обсудили дела фирмы и даже оптимист Мотя был вынужден признать, что всё было хуже, чем год назад. Время года тоже влияло на поток клиентов: сезон всегда был осенью-зимой, но и весной часто можно было увидеть желающих начать жизнь с чистого листа вместе с просыпающейся природой. Громов таких ласково называл понедельничными и редко когда брался за них сам. Мрачно-депрессивные осенние ребята, жизнь которых необходимо было повернуть с ног на голову, интересовали его куда больше.

Но этой весной понедельничных почти не было, а до лета оставалось меньше месяца. Громов был уверен: застой вызван тем, что «Второй шанс» уже давно стоит на месте; стоило задуматься о расширении или внедрении новых услуг, но пока они только обсудили более интенсивную рекламную кампанию и разошлись.

– Нужно ехать, – мрачно сказал Громов самому себе, стоя около машины на улице.

И уже через час он, наскоро приняв душ и облившись одеколоном с ног до головы, стоял в пробке. В это время машин на дороге было много, но даже в самый час пик Громов не мог и приблизительно сравнить пробки в их городе и в Москве.

Весеннее солнце не светило в глаза сквозь лобовое стекло, как утром, когда он ездил на другой конец города за материалами для сценария, голова после двух таблеток обезболивающего уже почти не болела – всё было нормально.

– Стабильно паршиво, – снова сказал вслух любимую фразочку Майи Громов и проехал прямо, минуя очередную пробку на повороте в один из новых районов. Вскоре мимо пролетел знак с зачёркнутым названием города – значит, он уже на полпути к цели. Десять минут отделяли его от самого комфортного места в мире. По крайней мере оно так ощущалось каждый раз, когда нужно было толкнуть массивную дверь, войти в маленькую прихожую и услышать громкое «Кирилл, это ты?».

Громов так и сделал: заехал на территорию небольшого посёлка, оставил машину у обочины рядом с домом, вытащил из багажника только что купленный мешок с кормом и потащил тот к дверям «Звериного уголка». Ещё в прошлом году названия не было – просто вывеска «Приют и передержка». Хотя те, кто приезжал сюда, и так знали цель своего визита. Сам дом ничем не отличался от других на этой улице: одноэтажный, с большим задним двором, слегка покосившейся деревянной крышей и таким же забором, который едва ли мог защитить от воров или преступников. Но вряд ли в этом богом забытом посёлке стоило чего-то такого бояться.

Как только Громов подошёл к двери, залаяли собаки. Он знал: они просто радуются, но каждый раз слегка вздрагивал от громкого раскатистого лая, который проносился по пустой улице. Громов толкнул дверь, и звон дверного колокольчика затерялся среди лая.