Министр и смерть

Точно в два явились Барбру Бюлинд и Стеллан Линден, демонстрируя собой пример союза более чем трогательного, хотя шли они, даже не взявшись за руки. Художник обнимал свою даму за талию, и рука его, пропутешествовав несколько далее, чем принято, прижимала ладонью правую грудь сопровождаемой. Возможно, обратившись к столь нетрадиционному приему, Линден хотел поэффектнее объявить всем о своей помолвке. В таком случае его ожидало разочарование. Весь комитет торжественной встречи состоял только из нянек и меня. Когда художник махнул мне своей свободной рукой со своим обычным «к вашим услугам», фрекен Бюлинд, которую такая форма объявления о помолвке, возможно, все же не устраивала, высвободившись из его объятий, присоединилась к накрывавшей на стол челяди.

За Барбру и Стелланом Линденом чинно и буржуазно, хотя и не менее от этого нежно, держась за руки, подошли Сигне и Магнус, а потом — Ева Идберг, накинувшая на себя, видимо, по случаю траура, одеяние, сильно напоминающее собой черную пижаму.

В момент, когда Хюго Маттсон распаковал принесенные ему подарки и мы собрались садиться за стол, не хватало одного профессора Хаммарстрема.

— Какого дьявола! Он должен быть тут! — заорал новорожденный, побежал в дом звонить и скоро вернулся к нам с известиями.

— Этот осел считает, что все отменено! Жуткий тип! Когда это отменяли дни рождения? Я немножко поработал над ним, и он обещал прийти сразу, как только примет душ. Конечно, этот боров, как всегда, рылся в своих клумбах!

Разговор за чашкой кофе получился несколько сбивчивый и бессвязный. Всем хотелось поговорить о Беате, но, как и на прошлом собрании два дня назад, никто из гостей не знал, прилично ли обсуждать эту тему в досадном присутствии Барбру Бюлинд. К счастью, крики из-за соседнего столика, где задавали корм детям, удачно заполняли неловкие паузы. Только с очень большим трудом, как несмазанная телега в гору, собравшееся общество постепенно вышло на уровень разговора, предполагающий некое соответствие мысли слову. Все единодушно решили, что никто из дачников — отметим, никто не сказал «из нас» — не способен на подобное и что даже сама мысль об этом могла зародиться только у сумасшедшего. Особым объектом излияния общих симпатий стал почему-то Министр.

После второй чашки кофе из-за столика поднялся Хюго Маттсон. С удивившей нас всех учтивостью он поблагодарил присутствующих за подарки и богатый стол, после чего предложил:

— Теперь пойдемте на берег, постреляем!

Неловкое молчание нарушил голос Сигне:

— Неужели ты считаешь, что мы будем заниматься этим сегодня, когда бедную тетю Беату не успели даже... Это бестактно и... мерзко!

— Бестактно? — удивился министр юстиции и обозленно взглянул на свою соседку по столу. — Это с моей-то стороны бестактно? Мы всегда стреляли в мой день рождения! И я не виноват, что какому-то полоумному пришла в голову идея застрелить Беату! Не хочешь же ты сказать, что я зря тащился сюда по жаре со всеми этими ружьями? Нет, я докажу вам, что делал это не напрасно!

— Если бы я знал, что мы не будем стрелять, я бы ни за что сюда не пришел, — сказал Стеллан Линден с таким видом, словно готов был потребовать деньги за потерянное для искусства драгоценное время.

— Подумайте хоть немного о Барбру! Неужели вы не понимаете, как она должна...

— И как вам в голову такое пришло? Я даже дотронуться до ружья не смогу! В такой день! — поддержала Сигне Ева Идберг.

— А я предлагаю, пусть решит сама Барбру! Ты, конечно, совсем не против, если мы, как обычно, немного постреляем сегодня? Правда?

Стеллан Линден наполовину опустил веки и зафиксировал свой взгляд на Барбру Бюлинд. Он медленно и четко цедил слова сквозь зубы.

А Барбру под его взглядом теребила пальцами салфетку, пока та не скрутилась в длинную влажную спираль. Пот, проступивший на ее лбу, скатываясь, смывал маскировавшую прыщи пудру.

— Я считаю... считаю, что мы должны делать то же, что обычно. Наверное, так бы решила сама тетя. Она очень любила эти соревнования и огорчалась, когда не могла больше участвовать в них.

Взглянув на Сигне, Барбру нервно улыбнулась.

— Поэтому, если ты не рассердишься?..

— Да нет, ради бога. Если ты считаешь это пристойным... — в голосе Сигне чувствовалось осуждение.

— Значит, спускайтесь все на берег и готовьте огневые точки! И скажите мальчикам, чтобы приготовились на лодках! — и подобно генералу, отдавшему последние перед битвой приказания, Хюго Маттсон скрылся в доме, как в боевом шатре.

Через несколько минут весь берег охватила суетливая лихорадка: мои сотрапезники перетаскивали стулья, устраиваясь поудобнее среди молодого подстриженного ольховника и разбросанных там и сям валунов. Сам я устроился на белом садовом стульчике немного повыше их на естественной террасе и стал обозревать открывавшийся отсюда безутешный вид.