трудоспособные, поскольку в большинстве случаев они бесполезны». Поэтому первые пару суток в плену Минас был очень занят: преодолевал тошноту, постоянное головокружение и оглушающую боль в затылке. Первая задача военнопленного — выжить. Вторая — внимательно наблюдать за окружающим миром и собирать информацию, но с этой задачей мальчик уже не справлялся. Все силы уходили на то, чтобы ровно стоять, уверенно идти и не падать от направляющих тычков. В какой-то момент его, вместе с толпой других людей, загнали в железную коробку, и можно было сесть на пол и больше не держать глаза открытыми. Своё отбытие с планеты Минас проспал.
Потом его подняли пинками, и Минас обнаружил, что головокружение почти прекратилось. Людей пригнали в длинную пустую комнату, приказ раздеться на ломаном готэксе поняли далеко не все, и охрана просто повытряхивала пленников из одежды. Несколько парней попытались сопротивляться, но их усмирили шоковыми дубинками. Потом человек, из которого торчали шевелящиеся железки, прошёл вдоль строя, а идущие следом за ним выталкивали к двери тех, кого он указывал: слишком юные, слишком взрослые, имеющие заметные физические недостатки, признаки болезни, травмы, сыпь или лишаи. На Минаса медик посмотрел с сомнением, но всё-же оставил в строю. В строю из примерно трёх сотен физически крепких подростков мужского пола.
Затем весь строй отправился в следующее, куда более тесное помещение, где с потолка на мальчишек обрушился водопад синеватой жижи с сильным химическим запахом. Через пару минут жижа сменилась относительно чистой технической водой, а затем иссякла. К двери душевой сервитор вывалил гору разномастного тряпья, воняющего дезинфекцией. Кое-как одевшихся подростков охрана погнала дальше, в тюремного вида коридор с многочисленными дверьми. За каждой из дверей находилась четырёхместная конура с койками в два яруса, приваренным к стене столом и дверью в крохотную «туалетную комнату» с дырой в полу и рукомойником. В каждый из туалетов выходили двери двух прилегающих к нему камер.
Так Зо Сахаал взял свою личную часть живых трофеев. Кандидаты в обновлённый Восьмой Легион ступили на путь испытаний, который не многим из них суждено одолеть до конца. Остальные несколько тысяч захваченных илиманцев оказались в ведении Лема, и десятки профессионалов начали кропотливое просеивание добычи, выбирая техников, врачей, аристократов, военных, учёных, мастеров в ремёслах. Стараясь извлечь из добычи максимальную пользу для флота.
Парней распихивали по камерам пинками, не глядя. Стоять всем четверым в комнатушке было практически невозможно, так что, бегло оценив обстановку, Минас подтянулся и сел на одной из верхних коек, поджав под себя ноги. Сокамерники оценили манёвр, и вскоре стоять в проходе остался только самый рослый из четверых. Он не спеша обвёл взглядом рассевшуюся компанию, остановился на Минасе и лениво спросил:
— Шустрый, да? А если эта шконка МНЕ нравится?
Минас уставился на него непонимающе и даже гневно. Как может больше или меньше нравиться один из четырёх одинаковых лежаков? Ну ладно, из двух одинаковых верхних? И главное: правда что ли это самая важная из имеющихся проблем, чтобы именно её обсудить первой?
Неизвестно, как трактовал рослый это изумлённое молчание, но подождав несколько секунд, он перевёл взгляд ниже.
— Или вот эта, — и так же в упор посмотрел на парня, сидящего под Минасом.
Тот что-то невнятно пробурчал, и этот ответ рослый уже вполне понял.
— Хороший мальчик! Знаешь, что жадничать нехорошо, — и снова посмотрел на Минаса. И снова натолкнулся на раздражённое непонимание.
Рослый сделал жест ладонью, словно мусор стряхивал, и через секунду приземлился на освободившуюся нижнюю койку. Поводил «хорошего мальчика» насмешливым взглядом.
И тут дверь открылась и сервитор поставил за порог миску с невнятной, но, несомненно, съедобной субстанцией. Довольно большую миску, почти тазик, но ОДНУ.
Минаса все ещё мутило, поэтому вид жидкой баланды никакого энтузиазма в нем не вызвал. А вот остальные трое рванулись ещё до того, как миска коснулась пола. Через несколько секунд ожесточённой борьбы посудина закономерно оказалась опрокинутой. Рослый отвесил затрещину «хорошему мальчику», подхватил миску и отправился на своё место вымазывать пальцем остатки со стенок и дна.
Минас не мог больше молчать.
— Это было глупо! Даже тебе, — он свесил голову с кровати, чтобы видеть рослого, — досталось бы больше, если бы вы не устроили драку.
— Оно говорящее! — притворно изумился рослый.
— Меня зовут Минас.
— Не ебёт, — Рослый закончил с миской и швырнул ее к двери, где «хороший мальчик» пытался аккуратно собрать верхний слой с разлитой еды.
— Минас дело грит, — подал голос четвёртый парень, успевший вернуться на свою койку. Волосы на половине головы у него обгорели, кое-где через мелкую щетину проглядывала запёкшаяся кожа. — Жрать всем надо, пайку ща нормальную дали, если не крысить.
Рослый развернулся к нему и внимательно осмотрел. Обожжённый невольно подался назад, но взгляда не отвёл.