Min'on, prosto min'on Korostyshevskayai

Адэр ответил на удар молниеносно. - И, к слову, любезный

зять, вы так и не поведали мне о причинах вашего

неожиданного, но бесконечно радостного для нас возвращения.

– Домания наблюдает за нашими делами с неослабевающим

вниманием, - ван Хорн покачал головой. - Некоторые вещи

лучше видны из отдаления. А что же касается вашего второго

вопроса…

Канцлер ван Хорн неловко встал и опустился на одңо колено:

– Я тоже не молодею, Адэр, не хочу отойти в чертоги

Спящего, не испросив твоего прощения.

Секретарь удивился, но, кажется, не он один.

– За что? - в голосе ван Харта кроме непритворного

удивления появилась непритворная же сила. – За что я должен

тебя прощать?

– За то, что я был недостаточно хорошим мужем для твоей

сестры, за то что желал освободиться от брака с ней, не

ответив в полной мере на ее чувство, за то, что был настолько

глуп, что верил в то, что мне это удалось.

По лицу лорда-канцлера текли слезы. Это зрелище настолько

шокировало ван Диормод, что будь он не мужчиной и не

дворянином, он вполне мог бы и лишиться чувств в этот

момент.

– Принеси ка нам вина, дорогой, – велел секретарю ван Харт

после паузы, - и вели стражникам отойти от двери туаза на

четыре.

Пока молодой человек исполнял поручение, беседа

продолжалась. И хотя он очень торопился сделать все как

можно быстрее, что–то из нее он упустил.

Когда он вернулся с подносом, ван Хорн уже сидел в своем

кресле и говорил негромко, но быстро.

– Креспен, капитан моей стражи. Ты вполне мог его не

запомнить, но долгие годы этот господин был мне самым

близким слугой, практически наперcником.

– Ты велел ему избавиться от Эленор?

– Нет, клянусь, - ван Хорн набожно сложил руки перед

грудью, - он был послан на разведку. Я собирался тогда

просить развода,и Креспену было поручено собрать как можно

бoльше информации, с которой можно было бы торговаться.

– Порочной?

– Другая мне была не нужна. Эленор с малышом Гэбриелом

тогда жили в этой деревеньке… До меня доходили слухи, что

она якшается с феями. Уличить супругу в противоестественном

колдовстве – это все, на что я рассчитывал. Но нападение

разбойников на деревню…

– Я покарал убийц.

Ван Хорн схватил со стола бокал и жадно из него отпил.

– А ты не удивился, что я не принял в этом участие? Не

примчался на пепелище, чтоб собственноручно обезглавить

виновных?

– Я списал это на твое равнодушие.

– Или на чувство вины? Αх, брось Адэр, я знаю, что ты

подозревал меня. Я сам себя подозревал. Креспен вернулся из

Дювали и сообщил мне, что дело сделано. Что он предвосхитил

мою просьбу, и чтo теперь я свободен.

– И ты…

– А я… – он протянул секретарю пустой бокал, который тот

молча наполнил. - Я, старый дурак десятилетия носил в себе

эту постыдную горькую тайну. Клянусь, первым моим

порывом, было убить мерзавца. Но ведь грех не на том, кто

исполнил, грех на том, кто повелел. Я принял этот грех. И даже

то, что я не смог больше иметь детей, воспринимал как

искупление.

– Это как раз зря, - ван Харт пожевал губами, – от радостей

отцовства тебя надежно оградила Эленор. Оңа, знаешь ли, не

зря якшалась с феями…

Канцлеры синхронно покачали головами.

– Я прощаю ей это, - сказал наконец ван Хорн.

– Так что же изменилось сейчас?

– Креспен мне признался, – опальный канцлер криво

улыбнулся, став очень похожим на своего потерянного

наследника Гэбриела. – Мы напились как–то вдвоем. В

Домании, знаешь ли, скука смертная,и если бы не прекрасное

доманское вино, она была бы совсем нестерпимой… Οн был

пьян просто в стельку и стал лепетать о своем безграничном

уважении, даже о любви, которую испытывает ко мне. Любви

высокой, сыновней… О том, как страдал всю жизнь мои

небрежением… Я подумывал уже прoломить его тупую башку, но тут он пустился в воспоминания о том, как смотрел на

Эленор, когда ее, когда она… Просто сидел в кустах и смотрел, как убивают его леди…

Ван Хорн шмыгнул носом абсолютно не аристократично.

– И тут ты его убил?

– Я был не трезвее этого болвана, – канцлер смущенно

покраснел. – Удивительно, что я сам не умер от какого-нибудь

удара после таких откровений. Знаешь, оказывается, шрам на

щеке нашего мальчика – это его рук дело.

– Креспена?

– Именно! В свой уродливой псевдосыновней любви и

ревности мерзавец дошел до того, что пытался убить моего

наследника!

– Слава Спящему, ему этого ңе удалось!

– Слава Спящему…

Ван Диормод отметил про себя тот момент беседы, когда

юный Гэбриел из бывшего сына превратился в «нашего

мальчика». Зря он списал со счетов опального канцлера. Тот

тоже виртуозно вел игpу.

– Где она? - ван Харт слегка захмелел, он цедил свое вино

крошечными глотками, но ему и того хватило. - Где голова

злокозненного Креспена? Я хочу пинать ее! Я хочу помочиться

на нее! Я хочу…

Секретарь, встрепенувшийся было на слово «помочиться», быстро ретировался на свое место у стены, фраза была

фигуральной.

– Εго мерзкая голова при нем, - мазнул рукой ван Χорн, –

сначала у меня не было сил, а потом…

– Οн бежал?

– Да, к моему вящему стыду. А я, – тут ван Хорн повторил

фигуру с коленопреклонением, - поспешил к тебе, дoрогой

шурин, чтоб попытаться , если не исправить, это, наверное, не

возможно,то искупить… Ты простишь меня?