Милый мой Игнатиус

Да, Дмитрий Анатольевич собирался здесь ужинать, и ночевать, видимо, тоже. Из жестяной подставки и таблетки сухого горючего он соорудил горелку, поставил на неё кружку, налил воды из фляжки. Потом нарезал хлеб, вскрыл банки. Что ж, запах запахом, а голод не тётка.

— По-твоему, Фархунд может быть где-нибудь здесь? — пережёвывая нечто похожее на свинину, спросил я. — Сомневаюсь, что мы его здесь найдём.

— Нам не нужно его искать.

— Для чего мы тогда сюда шли? Чтобы консервов поесть?

— Нам нужно выгнать его из коридоров. Пройдём по Окраине, он нас почувствует, испугается и выйдет наружу, а там уже Василиса с тёткой Костромой его возьмут.

— Вот как, просто пройти. А кроме него нас больше никто не почувствует?

Словно в ответ на мой вопрос тряпьё у стены зашевелилось и из него выползло нечто. Я едва не подавился. Хорошо, что Протекта лежала рядом, тянуться не надо. Я вскинул дробовик к плечу…

— Не бойся, не тронет, — удержал меня жабоид.

— Кто это? — прошептал я.

— Азбит.

Описать то, что к нам подползало, было сложно, легче пристрелить. Не-до-человек-не-до-животное, бурого цвета, когтистое. В общем, видели Голлума? Ну так вот он красавчик в сравнении с этим существом.

— Они не опасны? — всё ещё не снимая ладонь с Протекты, спросил я.

— Очень опасны. Видел бы ты, как они двигаются. По вертикали, по горизонтали. Взгляд не успевает за ними.

— А этот инвалид что ли? Едва лапами перебирает.

— Этот наш, — и добавил со вздохом. — Миша Свиньин. Мы с ним в этой коморке часто бывали. Он теперь здесь живёт.

Азбит подкрался к Дмитрию Анатольевичу и со вздохом положил голову ему на колени. В глазах отразились остатки разума. Жабоид погладил его, почесал за ухом, совсем как собаку. Неужели и меня он так же будет почёсывать?

— А чем он питается?

— А кого поймает, тем и питается. Если интересно, пошвыряйся в тряпье, увидишь, чьи кости там лежат.

Мне не было интересно. Единственное, что сейчас меня что-то интересовало, это как избежать подобной участи.

Глава двадцать вторая, где мы уходим в омут с головой

Азбит смотрел на меня.

Я открыл глаза, увидел склонённую надо мной готическую маску и почувствовал страх — липкий, как мёд; он ползал по телу жирными клопами и сосал из меня жизнь…

Или… не клопы — это азбит ковырялся в моём мозгу, проверяя, что в нём есть. Своею волей азбит подавлял мою волю, и я понимал, что не могу пошевелиться, не могу взять Протекту и всадить в него заряд дроби…

Свой, свой, свой — шевельнулась в голове чужая мысль. Он телепат. Они телепаты! Ты слышишь меня? Слышишь?

Ручей твой путь, ручей твой путь…

Ручей? Мой путь пролегает по ручью? Вдоль ручья? Куда он меня приведёт?

Приведёт, приведёт…

Азбит облизнул бледные губы и отошёл. Он сказал всё, что хотел сказать. Жду — был его последний посыл.

Я поднялся. Жабоид спал, свернувшись калачиком, а я смотрел на азбита и не знал, что думать. Оказывается, азбиты не такие уж безумцы, как рисовала их Василиса. У них есть разум, только он находится на ином уровне и подвластен другим законам, не тем, которым подвластны люди. Они — другие, и может быть, они лучше, может быть, когда придёт моё время, мне понравится быть азбитом.

Я вложил в горелку новую таблетку горючего, налил воды в кружку. Хочу чаю. Лучше, конечно, водки, но водки нет. Тогда чаю. Покрепче. Я заварил сразу два пакетика. Надо обдумать, обмозговать, переварить своё открытие. Сказать об этом жабоиду? Не буду. Ему знать не обязательно, ему знать не обязательно…

Я ли это подумал?…

Дмитрий Анатольевич проснулся минут через сорок. Я по-прежнему сидел возле горелки и тянул из кружки чай. Он уже остыл, но я продолжал пить его маленькими осторожными глотками, как будто боялся обжечься. Не глядя на меня, жабоид сходил к ручью, вернулся мокрый и довольный, сразу потянулся за консервами.

— Вода ледяная, — сказал он, делясь впечатлением от утреннего моциона.

— Ледяная? — переспросил я.

— В ручье, — пояснил он. — Я умывался.

— Ах, в ручье… Конечно…

Я всё ещё находился под мысленным давлением азбита.

— Игнатиус, случилось чего-то? — участливо спросил жабоид. — Если хочешь, можем вернуться.

— Всё нормально, — отказался я. — Спал плохо. Не привык на камнях спать.

В голове у жабоида сверкнула мысль: скоро привыкнешь. Я увидел её, — буквально, считал с мозга, как надпись с монитора. Яркая фосфорицирующая надпись тёмно-бирюзового цвета. Но сказал Дмитрий Анатольевич другое.

— Ничего, такое бывает. Когда первый раз.

Я не стал тыкать его мордой в неискренность. Многие люди говорят не то, что думают, я сам такой же. Но когда ты знаешь, что они думают… становится малость не по себе.

Позавтракав, мы собрали вещи и двинулись к выходу. Я ещё раз глянул на азбита. Он выглядел абсолютно безучастным, даже не посмотрел в мою сторону. Ему ни до чего не было дела, он просто сидел, глубоко вдыхая ртом прохладный воздух пещеры, и, кажется, дремал.

Когда мы пробрались меж ежовых колючек и вышли к ручью, я спросил:

— Куда теперь?