Милый Каин

Для самого Хулио квинтэссенция зла была воплощена в Курце — зловещем персонаже из «Сердца тьмы», безумного романа, порожденного воспаленным разумом Джозефа Конрада, как галлюцинация в малярийном бреду. Эти страницы были для Омедаса тренировкой погружения в абсолютный, изначальный ужас. Курц оказался воплощением гедонистического отношения к власти над окружающими, этаким одиноким божком, возвышающимся над толпой дикарей. Его душа была свободна от каких бы то ни было моральных ограничений. Эта нравственная пустота охватывала все, к чему он прикасался. В отличие от Сада и Бодлера в романе Конрада зло не несло в себе ничего возвышенного, человеческого или хотя бы попросту достойного. По Конраду, оно представляло собой смерть, абсолютное ничто, полную пустоту.

В глубине души Хулио продолжал считать моральную опустошенность не достижением разума, а скорее наоборот — его поражением в борьбе против хаоса. Отсутствие внутренних моральных ограничений представлялось ему личностной аномалией либо — в большинстве случаев — формой внутреннего неприятия какой-то несправедливости или беспричинно перенесенных страданий, следствием травмы или внутреннего конфликта.

Парадоксальность случая Нико начинала беспокоить Омедаса уже всерьез. Ему срочно нужно было выяснить, какие события в жизни мальчика, случившиеся давно, в далеком детстве, или происходящие сейчас, могли вызвать в нем такую ответную реакцию.

Кораль не понимала, почему ее сын так быстро устал от этого мира, окружающие люди стали ему так безразличны и вызывали у него лишь презрение. Если не считать отдельных скандалов и редких случаев открытой демонстрации собственной порочности, большую часть времени Нико лишь усиленно показывал окружающим, как мало они для него значат, что приводило его мать в полное отчаяние.

Поведение Нико никак нельзя было назвать антисоциальным. Он никогда не нарушал никаких правил и законов, включая и довольно жесткие порядки, установленные в его школе. Мальчик не был и жадным, ничто в его поведении не указывало на тайную жажду обладания чем бы то ни было. В общем, случай Нико оказался абсолютно нетипичным. Хулио признался себе в том, что до сих пор не смог подобрать к нему надежную отмычку.

Нико вел себя очень осторожно, подловить его на чем-нибудь было практически невозможно. При этом его презрение к общепринятым нормам морали было абсолютно очевидным. Он прекрасно знал, как они формулируются и где проходит их граница, следовательно, имел все возможности балансировать на грани и издеваться над тем сводом правил, который предлагало ему общество. Впрочем, там, где от него требовалось демонстрировать хотя бы внешнее уважение к людям и законам, он без возражений так и поступал, ни больше ни меньше.

У психолога возникало ощущение, будто его подопечный абсолютно уверен в том, что все вокруг пропитано ложью и фарисейской риторикой, все моральные кодексы представляют собой набор слов, лишенный всякого смысла. Все люди, называющие себя достойными и положительными или даже принимаемые окружающими за таковых, на самом деле только притворяются.

Обдумывая возможные причины такого отношения мальчика к жизни, Хулио раз за разом возвращался к его семье. Судя по всему, корень проблемы находился именно там, в ближайшем окружении ребенка. Омедас был уверен в том, что рано или поздно ему удастся докопаться до дна этого черного колодца. Не бывает хороших семей без какой-нибудь мрачной тайны, посвящать в которую посторонних никто не собирается. Оставалось только ждать и внимательно присматриваться к тому, что происходило в этом доме. Рано или поздно истинное положение вещей должно было ему открыться.

На этот раз семейный ужин не удался. Хулио Омедас сидел за столом и все время ощущал на себе пристальный, весьма заинтересованный взгляд сестры. Она уже знала, что Кораль Арсе приходила в клуб и что Хулио долго беседовал с ней. Лаура не смогла отказать себе в удовольствии рассказать об этом матери. Омедас понимал, что разноса со стороны Патрисии ему не избежать, и заранее продумывал тактику защиты.

— Ты же говорил, что больше не будешь встречаться с ней, — с упреком в голосе заявила Патрисия. — Мы ведь с тобой договаривались!

— Успокойся, сестренка. Я знаю, что делаю.

— Ну да, конечно. Ты всегда прекрасно все знаешь.

— Патрисия, пожалуйста, не начинай.

Лаура выжидательно молчала. В последнее время ее мать и дядя частенько обсуждали за столом странные, непонятные и потому очень интересные вещи. Вот и на этот раз разговор зашел о той женщине, с которой девочка наконец познакомилась. Вот она, оказывается, какая — бывшая подруга и почти невеста Хулио!

— Ты на себя посмотри, — продолжала наседать на брата Патрисия. — В твоем-то возрасте путаться с замужней женщиной с двумя детьми да еще с той самой, которая совершенно по-хамски бросила тебя двенадцать лет назад. Пройдет немного времени, и ты сам себя за это презирать будешь.

Хулио исподлобья посмотрел на Лауру. Ему было не по себе оттого, что девочка присутствовала при этом разговоре.