Милый Эдвард

В какой-то момент, когда что-то внутри него ослабевало, Эдвард возвращался в подвал, к своему раскладному дивану. В подвале не было тихо, но шумы отличались от звуков, которые он обычно слышал в комнате Шай. Вероятно, из-за того что он теперь находился в нижней части, ему казалось, что дом сдвигается и хрипит, нависая над кроватью. Сквозь закрытые окна доносился шорох сухих листьев. По крайней мере дважды за ночь раздавался громкий треск, который заставлял его подскакивать на постели и вглядываться в темноту.

Эдвард боролся с темнотой. Отчасти она была освещена уличным фонарем, свет которого проникал через высокие подвальные окна, а отчасти – лампами прилегающей к помещению ванной. Единственным плюсом обладания собственной спальней оказалось то, что ему теперь не нужно было вести себя тихо и бояться побеспокоить Шай. Не нужно было притворяться спящим.

Он мог кашлять, бить кулаком по матрасу, разговаривать сам с собой. Мог перекатываться с одной стороны кровати на другую. Мог съесть батончик мюсли в два часа ночи, потому что у него урчало в животе.

Миссис Тухейн была одержима тем, что она называла «формой», и поэтому заставляла Эдварда отодвигать правую ногу на сантиметр, чуть-чуть убирать назад бедра и вытягивать руки, пока они не выпрямлялись на сто процентов. Коренастый рыжеволосый парень, капитан футбольной команды, вошел в тренажерный зал во время сеанса. Он усмехнулся при виде Эдварда, сидевшего на корточках.

– Отлично выглядишь, Адлер, – сказал он и сделал снимок на телефон.

Миссис Тухейн отчитала парня и прогнала из зала, но Эдвард знал, что уже слишком поздно. Изображение было разослано друзьям. К концу дня игроки футбольной команды падали на корточки, когда видели Эдварда, и насмешливо пародировали его сосредоточенный вид.

Позже, когда Эдвард и Шай свернули за угол, застенчивый мальчик с волосами цвета пшеницы, завидев их, тоже опустился на корточки.

– Зачем ты это делаешь? Ты же не придурок. Ты выше этого, – сказала Шай.

Мальчик побледнел, поднялся на ноги и убежал.

Эдвард сидел на трех уроках с открытым блокнотом и ручкой, но ничего не записывал. Голоса учителей доносились будто бы издалека. Потом они с Шай шли домой из школы, и он делал вид, что между ними все нормально. Он знал, что Шай раздражена, она тоже чувствовала изменения, не только Эдварда не хватало в ее спальне, чего-то еще важного, но она не могла описать это.

Связь становится тоньше, думал он. Скоро мы не будем друзьями.

– Арунди и тебя вызывал?

– Нет. А что?

– Хм. Мои оценки стали хуже. Видимо, он собирается читать мне нотации о том, как важно напрячься, чтобы попасть в колледж.

– Нет, еще слишком рано. Это не колледж. – Эдвард слишком устал, чтобы говорить полными предложениями. – Что-то другое. Мои оценки тоже ухудшились.

– Ну, с тобой он не стал бы говорить об этом, потому что ты можешь поступить в любой колледж, даже если у тебя будут самые плохие оценки. Все, что тебе нужно сделать, – это написать о катастрофе в мотивационном письме.

Эдвард покачал головой. Ему внезапно захотелось, чтобы резко наступила ночь и чтобы он гулял, закрыв глаза, под звездами. Ему был противен дневной свет, противен этот зуд под кожей, противно было слушать, как Шай говорит о вещах, о которых ничего не знает.

Эдвард закрыл глаза на несколько шагов, а потом ему пришла в голову мысль, которая заставила его открыть их.

– Почему в школе никто не любит меня?

– О чем ты? – Шай сделала паузу. – Кое-кому ты нравишься.

– Я почти ни с кем не общаюсь.

Как это ему раньше не приходило в голову? Он прожил в этом городе два с половиной года и испытывал облегчение оттого, что большинство учеников оставили его в покое, но Эдвард никогда не задумывался почему. Он вспомнил футбольного капитана, его ужасных друзей, Маргарет, девушек с ароматным бальзамом для губ, чьи шкафчики стояли рядом с его. Кроме того, были те, кто никогда не смотрел на него, как будто из принципа, и отворачивался всякий раз, когда он приближался.

– О. – Шай скривила лицо. – Они полные идиоты, игнорируй их. Они думают, что тебе повезло. Некоторые даже завидуют.

Ему показалось, что он ослышался.

– Повезло?

Шай бросила на него косой взгляд, когда они вышли на свою улицу.

– У некоторых наших одноклассников родители сидят в тюрьме. Многие получают талоны на еду. И, знаешь, у каждого за плечами какая-то грустная история. Но прославился только ты.

Эдвард вдохнул холодный воздух.

– Кроме того, – продолжила она извиняющимся тоном, – они видят в тебе привилегированного белого мальчика, который станет богачом, получив страховые деньги.

Повезло. Эдвард прокручивал слово в голове, словно прикидывая его вес.

– Я же говорю, игнорируй их.

Он почувствовал, как внутри у него все потемнело, словно стеклышко перегоревшей лампочки. Все сказанное Шай было правдой.

Может, это я придурок.