Миллионер

Дронов бродил по квартире один, мрачно посматривая на двух оперативников, охраняющих «ценного свидетеля», а заодно и уберегающих его от необдуманных поступков.

Сделка со следственными органами предусматривала, что в обмен на информацию о тайных счетах «Интер-Полюса» и компромат на Крюкова, который будет обвинен в уклонении от уплаты налогов, укрытии реальной прибыли и обмане акционеров, то есть в мошенничестве в особо крупных размерах, Дронов будет содержаться в домашней обстановке и получит условный срок. Следствие было удовлетворено сданной информацией, однако Крюков оставался на свободе. Из этого Дронов сделал вывод, что окончательное решение о судьбе «титулованного мошенника», как называл Крюкова следователь, принято еще не было.

Дронов предполагал, что Крюкова также будут склонять к сделке, и даже знал, о чем примерно пойдет речь. На свое будущее он смотрел без исторического оптимизма. Дронов был уверен, что после суда превратится из ценного в опасного свидетеля. Семью не тронут, но его дни практически сочтены.

Внизу шумела Пушкинская площадь. К «Макдоналдсу» в соседнем доме спешили толпы приезжих, поднимающихся сразу же на второй этаж к туалетам. Летом на террасе будут сидеть юные студентки и школьницы.

«Они любят брать пирожки с вишней. Наверное, вкусно», – подумал Дронов.

Он вспомнил, что по другую сторону от его дома на Большой Бронной располагалось Главное управление лагерей, или ГУЛАГ – зловещее сокращение, ставшее широко известным после выхода книг Солженицына. Когда Дронов, гуляя, проходил мимо этого серо-зеленого здания, у него неизменно портилось настроение. «М-да, ГУЛАГ оказался для меня намного ближе, чем можно было подумать, – хотя куда уж ближе, всего несколько десятков метров. Эх, не надо было селиться в этом доме и вообще в этом районе – притягивает он всякую дьявольщину».

– Вас к телефону, – сообщил Дронову оперативник, который представлялся Валерием, и, немного подумав, протянул трубку. – Спрашивает Марченко, связь иногородняя.

Разговаривать с внешними абонентами Дронову не запрещалось. Выходить на улицу – да, только с личного разрешения следователя и под охраной.

– Приветствую, Гаврила Гаврилович! – радостно поздоровался Дронов, узнавший голос директора одного из крупнейших предприятий «Интер-Полюса». – Точно, не врут, приболел. Не надо мне сочувствовать. Подумаешь, сняли с должности. Пошли они на ...! Встретиться? Когда приезжаешь? Завтра. С удовольствием. Помнишь ресторан на Пушкинской – во дворе? Новый такой, итальянский. Ну и отлично. Давай, дядя Гена, завтра в четырнадцать. Заодно и пообедаем.

– Вы согласились на встречу? А как же разрешение? – сморщил недовольную гримасу Валерий.

– Соедини меня со следователем.

Дронов налил себе стакан воды и медленно выпил, ожидая, пока оперативник объяснит следаку ситуацию.

– Поговорите сами, – сказал Валерий, опять протягивая трубку.

– Приветствую вас, Виталий Герасимович. Вам уже доложили, что мне позвонил директор нашего предприятия Гаврила Гаврилович Марченко. Отказываться неудобно. Зачем встреча? А что, обязательно нужно зачем-то встречаться? Мы давно знаем друг друга. Я – человек, предприятию не чужой. Нет, я могу, конечно, отказаться. Но он поймет, что мне запрещают даже встречаться. Зачем волну гнать, не понимаю! Встреча здесь рядом – на Пушкинской, в дневное время, в световой, так сказать, день, не под покровом ночи. Пообедаем и разойдемся. Готов пойти на встречу под присмотром ваших вертухаев. Прошу заметить, это моя первая просьба о встрече, а может, и последняя, но Марченко я отказать не могу. Неудобно и неприлично... Держи, он согласен, – небрежно сказал Дронов, возвращая Валерию телефонную трубку, нагревшуюся в руке.

* * *

– Дэвушка, здравствуйте! – Голос в трубке говорил с сильным южным акцентом. – Я ваш тэлэфон на стэне в мужском туалэте прочитал. Вот звоню, хочу пэзнэкомиться.

– Гудков, это ты? – сказала Катя.

– Ну я.

– А зачем хулиганишь? Твой голос трудно не узнать, так что можешь не притворяться. Напрасный труд!

– Могла бы сделать вид, что поверила! Жестокий, бессердечный человек!

– Хорошо, я верю, что ты прочитал мой номер в мужском туалете. Так лучше?

– Нет. Так намного хуже.

– Вот видишь, я всегда права!

– Нужно встретиться, – предложил Гудков.

– Ты за мной ухаживаешь?

– Делать мне нечего! Есть «важная такая вопроса», начальник.

Екатерине было приятно общение с Гудковым. Он вел себя как настоящий друг, понимающий и внимательный. Правда, винные пары превращали обычно сдержанного Гудкова в бесшабашного гуляку, готового стремительным приступом взять любую крепость. Однако сегодня Гудков был трезв, сдержан и благовоспитан.

Они сидели в ирландском ресторане на Красной Пресне. Было около четырех часов дня. Офисные служащие, бизнесмены и чиновники, обычно встречающиеся за обедом, уже вернулись к своим хлопотным занятиям, а время вечерних посиделок еще не наступило.

– Ты сильно изменилась за последнее время. Я тебя не узнаю. Переживаешь? – спросил Гудков.

– Ты видел памятник здесь рядом – у метро «Площадь Восстания»?

– Да, разумеется.