Грубля всхлипнула, проявив секундную слабость. Её трясло, но она взяла себя в шипы и прошлёпала к иглеру.
— Наткну тебя на шпиль и сигану отсюда, — бормотала она. — Твой ИИ мне сразу воротца откроет, чтобы я не врезалась и тебя не размазала. Ты ведь будешь ещё живой… пусть и ненадолго.
Пиратка хихикнула. Но вдруг остановилась. Одиссей с трудом повернул голову и увидел, что между ними и пиратским кораблём стоит Бекки. Он даже знал, как тележка успела прикатить сюда так быстро, потому что сам так делал — на платформе по тоннелям пауков.
— Ты, — прошипела грубля со страхом и ненавистью и внезапно выпустила Одиссея. Шип выскользнул из его ноги, оставляя на полу неровный кровавый след.
— А ты кого ожидала увидеть, любимую бабулю? — хмыкнула тележка. — Так она давно померла, и знаешь, почему? Не вынесла смотреть, в какое чмо ты превратилась.
— Я порвала три священных грубалии, — гулким голосом прокричала грубля, из последних сил надуваясь и набираясь гонору на смертельный поединок. — Ну давай, железка, попробуй меня перехамить!
— Чего там пробовать? — прыснула Бекки. — Я хамила, когда ты ещё под стол пешком ходила. Поучи мамку рот раскрывать.
Всё вокруг замерло. Словно лёгкий ветерок судьбы промчался между двумя величайшими хамками двенадцатого сектора. Ауры беспредельной самовлюблённости, беспардонной наглости и неистребимой склочности упёрлись одна в другую, и сам пространственно-временной континуум заколебался в страхе. Казалось, Бекки и Цила окружены эпическим сиянием, блистают неземным светом — или просто Одиссей потерял порядочно крови и ударился головой, а потому был слегка не в себе.
— Ты всего лишь жалкий робот, — нервически расхохоталась грубля, дёргаясь всем телом, — Безмозглая жестянка.
— Прикинь, проиграешь безмозглой жестянке, вот это будет жесть.
— И как я тебе проиграю? — подбоченилась грубля. — У тебя тушёнка вместо сердца и замороженная каша вместо мозгов.
— Зато меня не волнуют калории и фигура. Могу закинуть в себя тонну тортиков и всё равно останусь идеальной.
— Только ты решётка-пустышка…
— Вот и не парюсь из-за чужого одобрения. Плевать я хотела на весь мир.
— Не смей перебивать, захлопни рефрижератор! — взбеленилась грубля. Искусное парирование герцогини вывело её из себя и пошатнуло уверенность в своих силах. — Пустая трата металла! Ты никому не нужна!
— Пфф, я нужна всем и каждому, все ждут моих даров. А вот тебя все только терпят.
— Зато тебя… кривыми культями сделали на свалке из ржавой мусорки для помоев! — отмахнулась пиратка, но её выпады с каждой секундой слабели.
— Сказала сморщенная бородавка гномика-дегенерата, проглотившего обдолбанного ежа.
— Да ты, ты, захухря гнидолая, кривая тюрюхайская рожа, гроб на колёсиках, курва! — завопила грубля изо всех сил, вложив всё, что у неё осталось, в один вибрирующий хамский удар.
— Курва? — довольно хмыкнула Бекки. — Ещё какая!
Пиратка тяжело дышала. Все её атаки были отбиты, а она не смогла как следует парировать ни одной. Её израненная колкостями душа истекала ручейками самовлюблённости. Уровень гонора в крови был уже критически низок.
— Становится скучновато, — Бекки зевнула, и на её экране появился пасьянс «Квазарка». Надо же чем-то себя занять, когда сражаешься с таким убогим противником.
— Я не должна сомневаться в себе. Совесть убивает разум. Совесть — это маленькая смерть, — зашептала грубля. — Я встречу свою совесть и отвергну её; весь мир пройдёт мимо, и останусь лишь я, идеальная, а все остальные чмо.
Ритмично раздуваясь и сдуваясь, из последних сил пытаясь сохранить выдержку и баланс в смертоносной дуэли, грубля выговаривала литанию против совести.
— Я останусь, чтобы идти путём хаммурая к великой цели…
— У хаммурая нет цели, дурочка, — презрительно вздохнула тележка. — Только путь.
— И я пройду его, до конца! — воскликнула грубля, дрожа.
— Не пройдёшь.
— Нет, пройду!
— Да не пройдёшь ты.
— Пройду, нахер!!!
— Пройдешь нахер? Так пожалуйста.
— Да чтоб ты сдохла!!! — в исступлении завизжала грубля.
— Как сдохли твои друзья? — невинно усмехнулась Бекки. — До которых тебе дела нет, ведь ты идеальная, а остальные холопы. Так ведь?
Цила тяжело дышала, её шипы съёжились и дрожали.
— Так, да не так, — довольно ответила за неё тележка. — На самом деле, страдаешь по своим бандитам. Привыкла к ним. Не знала, а полюбила. Потому что ты не истинная грубля, а дешёвая подделка.
— Отстань, — плаксиво заныла пиратка. — Подлая, хитрая тележка… Ты тоже врёшь, на самом деле ты хаммурай под личиной… Сейчас соберусь с силами и тебя побежду!
— Побеждишь, побеждишь. Только не в этой жизни.
Тележка придвинулась ближе и зловеще сказала:
— Ты этого не знаешь, но ты уже мертва.
— Что?!
Силы внезапно оставили грублю. Её самомнение впервые в жизни было на нуле.
— Я проиграла, — прошептала бедняжка и с громким унизительным звуком спустила газы, сдулась и одновременно разрыдалась. — Я ничтожество… ни на что не гожусь… Мама была права…
— Ну-ну, — тележка подкатилась поближе. Её гибкие хваты ласково протянулись, чтобы утешить несчастную содрогающуюся грублю. Но в последний момент показали ей «фак».