Миллиарды и миллиарды. Размышления о жизни и смерти на рубеже тысячелетий

В сумерки бывает момент, когда инверсионный след самолета в вышине кажется розовым. При ясной погоде эта розовая полоса на фоне гаснущей голубизны удивительно красива. Солнце уже закатилось, и его убежище отмечено красочным заревом над горизонтом. Но самолет летит настолько высоко, что его пассажирам солнце еще видно – тускнеющее, готовое закатиться светило. Водяной пар, вылетающий из двигателей, мгновенно конденсируется. На больших высотах температуры сильно ниже нуля, и каждый двигатель оставляет узкое, вытянутое в линию облако, подсвеченное красными лучами заходящего солнца.

Иногда инверсионные следы нескольких самолетов исчерчивают небо своеобразными письменами. При сильном ветре их быстро разносит в стороны, и каллиграфическая линия превращается в размытое бесформенное нечто, тающее на глазах. Если присмотреться к начальной точке следа, часто можно увидеть его крохотный источник. Большинство людей не различают крылья и двигатели, им видна лишь движущаяся точка, чуть впереди белой полосы, неким чудом ее порождающая.

Становится темнее, и вы замечаете, что точка светится. Это яркий белый свет, иногда сопровождающийся вспышками красного, зеленого или обоих цветов.

Порой я представляю себя охотником-собирателем – или собственным дедушкой, когда он был ребенком. Вот я смотрю в небо и наблюдаю эти невероятные футуристические чудеса. Человек давно живет на Земле, но только в XX в. сумел освоиться в небе. Воздушное сообщение над северной частью штата Нью-Йорк, где я живу, безусловно, интенсивнее, чем во многих других местах. Но едва ли на всей Земле найдется уголок, где невозможно хотя бы изредка, подняв голову, увидеть таинственные письмена наших машин, летающих в небесах, прежде считавшихся недоступной вотчиной бога. Мы достигли феноменального технологического уровня, к которому, положа руку на сердце, сами оказались не готовы в интеллектуальном или эмоциональном отношении.

Чуть позже, когда на небе загораются звезды, среди них также можно заметить движущийся огонек, порой очень яркий. Он то светит равномерно, то подмигивает, иногда сразу двумя «глазами». За такими летящими огоньками не видно ничего похожего на хвост кометы. В иные моменты 10–20 % «звезд» над моей головой в действительности являются творениями рук человеческих. Они, можно сказать, рядом, но их нетрудно спутать с удаленными на чудовищные расстояния чужими светилами. Значительно реже и в гораздо более поздний час я вижу пятнышко света, довольно тусклое и очень медленно, едва заметно перемещающееся. Приходится отслеживать: вот оно миновало ту звезду, а вот эту. Наше зрение так устроено, что любой изолированный источник света, окруженный лишь темнотой, кажется движущимся. Это не самолет. Это спутник. Мы создали аппараты, совершающие оборот вокруг Земли каждые полтора часа. При достаточно больших размерах или отражающей способности они видны невооруженным глазом. Они находятся высоко над границей атмосферы, в черноте ближнего космоса – так высоко, что «видят» Солнце, когда здесь, внизу, царит непроглядная ночь. В отличие от самолетов у них нет собственных источников света. Они светят лишь отраженным солнечным светом, как Луна и планеты.

Небо начинается прямо над нашими головами. Оно включает в себя и тонкую земную атмосферу, и весь безбрежный Космос, что открывается за ней. Мы построили машины, летающие в этих мирах. И так к этому привыкли, так адаптировались, что даже не осознаем фантастических масштабов собственного достижения. Эти обыденные полеты как никакое другое завоевание нашей техноцивилизации воплощают колоссальную силу, которой мы ныне обладаем.

Но огромная сила – это и огромная ответственность.

* * *

Мы создали настолько могущественные технологии, что представляем опасность для самих себя. Отчасти это результат осознанного выбора, отчасти неожиданное следствие прогресса. Наука и технология спасли жизнь миллиардам людей, улучшили – гораздо большему числу, придали всему человечеству толчок к постепенному воссоединению. В то же время они настолько изменили мир, что многим людям он уже не кажется родным домом. Мы породили новое многоликое зло, трудноуловимое, труднопостижимое. Справиться с ним очень нелегко, а без участия облеченных властью и невозможно.