В каком-то смысле они, разумеется, отличаются от нас. Вместо внутреннего скелета имеют наружный панцирь, умеют дышать в воде и не видят неудобства в соседстве органа выделения со ртом. (Между прочим, к своей внешности и гигиене они относятся с большим пиететом, благо располагают парой особых щупалец со щеточками и время от времени самозабвенно чистятся.)
И в то же время они во многом на нас похожи. Имеют мозг, сердце, кровь, глаза. Лихорадочно перебирая многочисленными отростками, они носятся в воде не просто так, а с очевидной целеустремленностью и смыслом. Прибыв к месту трапезы, принимаются за водоросли с изяществом и увлеченностью заправских гурманов. Две самые предприимчивые оставляют родные заросли далеко внизу и неспешно бороздят просторы океана, обозревая пределы обитаемого мира.
Понаблюдав немного, я начал их различать. Креветки линяли, сбрасывая старый экзоскелет и расправляя другой, более просторный. После процедуры оставалась оболочка, прозрачная, точь-в-точь креветка, но безжизненная, а былой обитатель отправлялся по своим делам в шикарном новом панцире. Одна где-то лишилась ноги. Возможно, в жестокой схватке за благосклонность красотки на выданье?
Под определенным углом поверхность воды работает как зеркало, и креветка может видеть собственное отражение. Узнает ли она себя? Скорее всего, отражение кажется ей другой креветкой. При некоторых положениях толстые выпуклые стенки стеклянной сферы превращаются в линзы, и увеличение раскрывает передо мной истинный облик этих существ. Так, я заметил у них усы. Две креветки понеслись вверх, и казалось, выскочат из воды, но поверхностное натяжение оказалось сильнее, и они мягко осели на дно – думаю, несколько ошеломленные. Порой они скрещивают «руки на груди» с видом супермена, для которого любой подвиг – обыденность. Занятные существа.
Если я могу ясно видеть креветку через выпуклое стекло, полагаю, и она должна видеть меня. По крайней мере мой глаз – сверхъестественный черный диск с каре-зелеными протуберанцами. Действительно, иной хлопотливый поедатель водорослей под моим пристальным взглядом вдруг замирает и засматривается на меня. Наши взгляды встречаются. Хотел бы я знать, как мой визави интерпретирует увиденное.
Дня два я был слишком загружен и наконец, едва проснувшись, проведал стеклянный мир. Никого! Я винил себя, хотя не должен был давать им корм или витамины, менять воду и показывать ветеринару. Разве что не оставлять надолго под прямым солнцем или в тени и следить, чтобы температура не опускалась ниже пяти и не поднималась выше 30 по Цельсию (иначе вместо экосистемы получился бы креветочный суп). Но что, если я все-таки убил их, поскольку был невнимателен? Вдруг из-за ветки высунулся щуп, и я понял, что с ними все в порядке. Всего-навсего креветки – но вот прикипел душой! Как они там, все ли в порядке?
Если на вашем попечении оказался такой мирок и вы добросовестно стараетесь обеспечить ему правильную температуру и освещенность, то со временем неизбежно, независимо от первоначальных намерений, привязываетесь к его обитателям. К сожалению, вы бессильны им помочь, когда они болеют или умирают. С одной стороны, вы обладаете несопоставимо бо́льшими, чем они, возможностями, с другой – они умеют то, что вам не под силу, например дышать в воде. При всем своем могуществе вы до беспомощности ограничены. «Не жестоко ли было заключить их в эту стеклянную тюрьму?» – задумываетесь вы. И утешаетесь тем, что здесь они по крайней мере не рискуют угодить в желудок кита, задохнуться в нефтяном пятне или украсить чье-нибудь застолье.
Сброшенные при линьке призрачные покровы, а изредка и тельце погибшей креветки недолго тревожат ваш взор. Они становятся кормом как для самих креветок, так и для невидимых микроорганизмов, которыми кишит этот Мировой океан. И вы понимаете, что эти создания существуют не сами по себе. Они
Существование креветок – самое эфемерное и уязвимое. Водоросли способны гораздо дольше обходиться без креветок, чем креветки без водорослей. Креветки питаются водорослями, а водоросли – преимущественно светом. С какого-то момента креветки начали гибнуть одна за другой, и я до сих пор не знаю, почему это случилось. Последняя угрюмо (так мне казалось) мусолила пучок нитчатки, пока тоже не умерла. Я оплакивал каждую, сам себе удивляясь. Наверное, потому что успел понаблюдать за их жизнью. Но дело еще и в пугающей аналогии между их миром и нашим.