Миллиард секунд

Оно (уж не знаю, какого пола это черное пятно) снова дергается в сторону. Капюшон падает с головы. Все вокруг испуганно ахают. И почему же? А все просто. Наше брезгливое общество не привыкло, чтобы в одном помещении с ними находился измазанный подросток. Да, именно измазанный. Судя по глазам, тушь точно потекла. Что случилось с помадой на полных губах — неизвестно. Съели, скорее всего, но красные подтеки остались.

Девчонка поднимает на меня глаза. Яростные. Затравленные. Наполненные лютой ненавистью ко всему окружающему. Худощавая. Я бы откормил тебя как следует и куртку эту огромную снял. Ах да, еще бы волосы причесал. Как можно ходить с такими клоками, имея длину по пояс?

— Суки! Зажравшиеся суки! Никакая это не благотворительность, ясно! — кричит она.

— Уведите ее, — приказывает Эдгар охранникам.

— Да пошли вы все на хуй! И ты, гребаный мудила, — она смотрит на меня, — иди на хуй! Зажравшиеся суки! Это дерьмо на стенах ничего не стоит! Вам всем карманы забить надо! А дети умирают из-за вас! Суки!

Эта фраза обидела бы меня лет десять назад, но не сейчас. Сколько критики я повидал на своем веку. И слова, брошенные какой-то малолеткой, вряд ли заставят меня бросить живопись. Так, что она там еще говорила?

— Принесет черт этих попрошаек, — хмыкает друг, делая новый глоток шампанского.

О, вспомнил. Дети гибнут. Что, очередная защитница государственной медицины в стране? Ее не будет, дорогуша! Именно такие вечера, как этот, помогут спасти многих больных.

— Так на чем мы остановились? — Эдгар выводит меня из раздумий.

— Вроде бы мы говорили о Яне, — это имя уже не так больно произносить, уже не так сильно в груди сжимается. — Давай отойдем.

Вспоминаем о лишних ушах. Да-да, эти стервятники то и дело проходят мимо, навострив свои маленькие ушки в дорогих сережках. Женщины до сих пор глаз отвести от нас не могут. Причем не только с друга, но и с меня тоже.

— Яна хочет детей, — говорю я, когда мы выходим на улицу. Рядом с нами стоят только охранники. Той девчонки поблизости не наблюдалось. — Оба здоровы, у обоих было желание, но…

— А! — перебивает Эдгар. — Ты анализы не сдал! Точно!

— А ты откуда знаешь?

— Так она на днях рассказывала.

Отлично. Кому она еще растрепалась о нашей личной жизни? Своему Глебчику наилюбимейшему? Теперь я готов расценить любопытные женские взгляды немного иначе. Наверное.

— Забей. Расстались и расстались. Она со своим Глебом, а я один как-нибудь справлюсь, — достаю сигарету, закуриваю. Снова вернулся к ним, когда почувствовал безысходность. Когда понял, что эту пустоту сможет заполнить только никотин.

— Я бы не ставил крест на ваших отношениях. Ты же любишь ее.

Люблю. Чтобы она не натворила, люблю. Что бы ни сказала и как бы не пряталась от меня. Люблю, хоть всеми силами пытаюсь забыть ее.

— И что ты предлагаешь? Отбить у этого Глеба? — выдыхаю дым тонкой струей.

— Хотя бы анализы сдай. Докажи, что ты здоров, что вы сможете завести потомство.

— Ты серьезно? — смотрю на спокойное лицо друга, лишенное хоть какой-то капельки насмешки. — Ну сдам я эти анализы, принесу справки, дальше что? Она меня простит и обратно примет?

— Просто попробуй. Может, она станет более лояльна к тебе.

Лояльна? А нужна ли мне лояльность от женщины, которая при первой же возможности ускакала к другому? Нужно ли ее прощение, раз я простить не могу? Вряд ли.

Сама мысль о том, что мне придется валяться в ногах Яны, противна. До чертиков. Только это дебильное чувство, которое появилось с первого взгляда на мою женщину, не позволяет ответить категоричное нет.

Моя…

— Сдай не для нее. Для себя. Вдруг у тебя действительно проблемы, а новая телка этого не примет?

— Да плевать мне на эту новую телку и…

— Я дам тебе номер отличного врача, проверит-перепроверит.

Не заебет, так замучает! Ладно уж, схожу к этому крутому доктору. Не люблю эти дурацкие поликлиники, но, честно, меня уже любопытство захватило. С какого это перепугу я могу быть не здоров? Всю жизнь был, как огурчик, даже с того света меня достали, а тут какое-то зачатие не выходит. Выйдет все. И эти долбаные справки швырну в лицо Янке! Докажу, что она зря нам обоим мозги ебала! А потом оставлю ее со своими же ошибками и предрассудками!

Раз и навсегда!

Глава 3. Диагноз

Любые перемены сопровождаются болью. Если ты не чувствуешь боли, значит ничего не изменилось. (с) Мэл Гибсон.

— Как это бесплоден?

— Вот так. Видите анализы? Ваши сперматозоиды недееспособны на оплодотворение яицеклетки. Вы не можете иметь детей. Сочувствую.

Вот я и пошел на следующей неделе по совету друга в лучшую клинику столицы. Точнее в центр планирования семьи. Лучше бы дома остался, чем такие прекрасные новости слышать!

Внимательно смотрю на миловидную женщину лет сорока, стараюсь найти в них хоть капли лжи, ошибки или хотя бы сарказма. Вдруг разыграть решила? Но это не так, и бумажки, лежащие передо мной на столе, лишь подтверждают диагноз. Какая активность у спермотозоидов? Что эта циферка означает? Не знаю. Ни хрена не разбираюсь в этих научных терминах.

— Ничего сделать нельзя?