Миллиард секунд

Что-то справа разбивается о стену. Вдребезги. Наша фотография из Египта. Ее ладони держат пирамиды, а я держу ее в своих объятьях.

Сука!

Я же любил тебя! Анализы эти гребаные хотел сдать! Всего себя отдавал, жениться хотел!

Завести семью…

Теперь внутренности сжимаются до маленьких размеров. Сердце сжимается. А все вокруг напоминает ее. Каждый уголок пентхауса. Каждую соринку. Сука!

— Олег, ты тут? — спрашивают в трубке. Ах да, я же звонок не отключил.

— Мне нужна новая квартира.

И скинул трубку. Эдгар все сделает, как надо, уж я-то знаю. Теперь и мне пора делать отсюда ноги, а потом… В мастерской вроде бы коньяк остался. Или водка. Неважно. Главное, что горючее лишило меня потока мыслей.

Глава 2. Новая жизнь

— Да у тебя тут здорово! Чувак, ты шикарно все провернул! — восхищается Эдгар, отсалютовав бокалом шампанского. — Отличный PR ход!

Когда я позвонил другу и предложил устроить выставку в новой квартире, он тут же обрадовался, и внес встречное предложение — сделать ее благотворительной. Больше прессы, больше покупателей, и популярности. Хотя куда мне? И так наработал себе состояние.

— Не без твоей помощи, — говорю в ответ, забрав у официанта с подноса свежую порцию шампанского. Не могли что-то другое заказать? Ах да, высший свет ценит только подобие «Буратино».

— За этот день.

— За него.

Новоселье в самом разгаре, а, если быть точнее, новоселье-выставка. А что? И квартиру показал всем любителям слухов и сплетен, и новые работы официально представил. Хотя, как мне кажется, пол Москвы сюда явились только ради того, чтобы поглядеть на мое изнеможённое лицо.

— Хорошая покупка, — произносит Эдгар как бы между делом. — Посмотри, какой вид! И освещение подходящее.

— И студия через стенку.

— Нам повезло, вовремя позвонили. Яна бы заценила…

Прошло больше двух месяцев с того момента, как я поставил все точки над «i». Как осознал, что прошлое не вернуть, а наше счастье высыпалось из ладони, как пляжный песок. Такой же неудержимый. Прозрачный, если не полить его водой и не сформировать в кулич. Я не смог, а Яна ждать не стала.

Если честно, этот период я не особо помню. Вот вообще никак. Находился между двумя мирами. Между реальностью и каким-то забвением. И как бы странно это не звучало, картины в таком состоянии писались гораздо лучше. В коммерческом плане.

Эдгар был в восторге. Внимательно взглянул на полотна, оценил их дороже моих стандартных работ, однако внимательный взгляд старого друга пропустить не смог. Ничего удивительного. Я сильно изменился за эти месяцы. Постоянная работа, несоблюдение режима питания и пару бокалов виски по ночам делали свое дело.

— Прости.

— Ничего, забей, — отвечаю я, влив в себя оставшуюся жидкость в бокале. Лишний раз убеждаюсь, что это редкостная гадость.

— Слушай, я все понимаю, у тебя трудное время, но зачем такие картины выставлять? Что за «Гробовщик» в серо-красных тонах и «Превратность»? Где тот шедевр, который ты месяц назад отослал?

А я-то думал, что ты всем доволен, Эдгар…

— Ты о «Хлое»?

— Да. Мне кажется, наброски были великолепны.

Еще как. Ведь натуру я срисовывал с Яны. С прекрасной, фигуристой женщины с яркими болотными глазами. Они смотрели на меня то с любовью, то со злостью, то с гневом, то с желанием оказаться подо мной в сию же секунду. В итоге от моего ангела остались очертания зоны декольте, разбросанные в разные стороны струи темно-русых волос. Чуть темнее пшеничных. Чуть светлее каштановых. Лицо так и осталось пустым.

— Не пришло ее время, — подхватываю еще один бокал шампанского и осушив его до дна. — «Хлое» что-то не хватает.

Чего именно никто из нас вслух не произнес. Слишком много лишних ушей собралось в моем новом доме.

— Слушай, я так и не понял, почему вы расстались?

Тебе прям все рассказать? В подробностях? Со всеми вытекающими? С ее словами о том, что мы не можем быть вместе? О том, что она устала? Что хочет детей, а я не подходящая для этого кандидатура? Ты это хочешь услышать? Или то, как я едва не скатился на самое дно, заливая горе первые три дня то водкой, то коньяком? Как рвал полотна с едва высохшей краской? Как превратил свою студию в кривую радугу?

— Отвали от меня, громила хренова! — внезапно выкрикивает кто-то в толпе, обращая на себя внимания. В том числе и мое.

В основной зал врывается наш охранник Антон, а за ним шагают еще два шкафа, удерживая в руках черное пятно на ножках. Мужчины расталкивают оказавшихся на пути гостей, создав вокруг себя подобие круга, и останавливаются около нас с Эдгаром, держа за шкирку какого-то пацана. Грязного, неотесанного, лицо скрыто под капюшоном с маленькими дырками.

— Отпустите меня, говнюки!

Чего у него голос такой писклявый, как у девчонки?

— Олег Дмитриевич, — начинает один из охранников, — эта пигалица пыталась вломиться к вам. Вы ее приглашали?

Это девушка? Серьезно? Что-то не особо похоже. И что вообще дети делают на моей выставке? Только не говорите, что малолетки нынче тащатся от абстрактных набросков и обнаженных натур. Не поверю.

— Нет.

— Слышала? Тебя сюда не приглашали, так что проваливай!

— Не пойду!