Читаем Милюков полностью

Тем временем Павел Милюков искал свое место в науке — где-то на грани социально-политической истории, истории искусства и филологии, постепенно подбираясь к комплексному пониманию культуры не просто как суммы определенных слагаемых, а как специфической дисциплины, имеющей право на существование в качестве самостоятельной исторической отрасли.

Заниматься, однако, приходилось не только академическими делами, всё больше думать о вещах элементарных, о том, чтобы поддерживать сносный уровень жизни.

Уже в первый студенческий год значительно уменьшился заработок отца, страдавшего тяжелым сосудистым заболеванием и вынужденного перейти в банке, где он служил оценщиком, на неполный рабочий день. Семья, членом которой, по крайней мере внешне, продолжал оставаться Павел, переехала из просторной квартиры в Староконюшенном переулке в значительно меньшее жилище на Чистых прудах. Впрочем, достаточно непритязательный Павел скорее не горевал по этому поводу, а был рад, что зимой можно на соседнем пруду кататься на коньках, а летом укрыться от жары на тенистом бульваре. Его вполне устраивала отведенная ему маленькая комната, где помещались кровать, письменный стол и полки с постепенно накапливавшейся библиотекой.

Судя по его воспоминаниям, Павел не участвовал в семейных расходах. Более того, непонятно, на какие деньги он учился в университете. Он не пишет об этом в воспоминаниях, и другие источники не сообщают сведений на этот счет. Похоже, за обучение всё же платил отец.

Очень скоро Павел отказался от продажи профессорских лекций студентам, ибо это занятие всё более его раздражало бессмысленностью, низким качеством распространяемого материала, да и мизерностью заработка. На первом и втором курсах он немного подрабатывал частными уроками, но, как сам признавал, полученные деньги шли только на покупку книг{77}.

Создается впечатление, что взрослый уже Павел чувствовал себя не членом семьи, а квартирантом, которого почти не трогали семейные заботы. Такой строй мыслей и поведения особенно четко проявился в том, как он воспринял кончину отца.

Произошла она, по его словам, зимой 1878/79 года. Он даже не запомнил точную дату. Ночью, во сне, у Николая Павловича произошло кровоизлияние в мозг. Попытки привести его в сознание оказались безрезультатными, и через сутки наступила смерть. Буквально поражает сухая фраза в воспоминаниях сына: «Отец умер — не старым, — если не ошибаюсь, 59 лет от роду»{78}. Это «если не ошибаюсь» звучит так, как будто речь идет о чужом человеке. Или, может быть, на девятом десятке жизни, когда писались эти слова, у самого Милюкова представления о жизни и смерти стали настолько отстраненными, что он переносил их и на близких людей? Но если даже и так, особых переживаний не было и в момент смерти отца. Более того, Павел Николаевич на пять лет ошибся в возрасте отца — Николай Павлович скончался на 54-м году жизни. Так что, видимо, отчуждение от отца, а в скором времени и от матери не было преодолено им до старости лет.

Кончина отца привела к тому, что семья осталась без надежных средств к существованию. Мать сдала одну комнату студентам-медикам. Общение с ними в какой-то мере расширило представления Павла о течениях русского социализма. Один из постояльцев, украинец, был типичным представителем национального народничества, другой, «уверенный в себе и в непререкаемой истине своего катехизиса»{79}, казался воплощением митингового социал-демократа. В любом случае беседы с будущими врачами были полезны — они расширяли представления Милюкова о левых политических течениях, укрепляли его в мнении о необходимости придерживаться центристских взглядов.

Помимо комнаты, мать стала сдавать и семейные дачные помещения, так что со смертью Николая Павловича Милюковы в полном смысле слова бедствовать не стали, но доходы и расходы приходилось считать значительно внимательнее. Теперь и Павлу пришлось принять участие в формировании семейного бюджета — не только сократить походы за книгами в магазины и на «толкучку», но и всерьез загрузиться частными уроками.

Лето молодой человек провел в имении 83-летней княгини Варвары Николаевны Долгорукой, занимаясь воспитанием десятилетнего сына ее родственников, проживавших в имении. Сколько-нибудь глубокие впечатления от общения с престарелой вдовой министра юстиции при Александре I не сложились, хотя Павел приобрел некоторый педагогический опыт. Юношу сочли недостаточно почтительным, и по окончании летнего сезона он получил расчет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии

Все жанры