Милюков

Милюков просто по складу своей натуры не мог поддержать установление открытой военной диктатуры, которая неизбежно приобрела бы террористический характер. Об этом свидетельствуют обнаруженные Н. Г. Думовой записи Милюкова, сделанные после его встречи 13 августа с тогдашним Верховным главнокомандующим генералом Лавром Георгиевичем Корниловым, именно в это время выступившим за установление в России сильной власти, не исключая военную диктатуру. Милюков рассказывал: «Я предупредил ген. Корнилова, что, на мой взгляд, разрыв с Керенским несвоевременен, и он не особенно это оспаривал. Я сказал то же самое Каледину (атаману Войска Донского. — Г. Ч, Л. Д.), с которым я также виделся в те же дни. Это, по-видимому, совпадало с намерением Корнилова, о котором стало известно лишь позже, оставить Керенского в кабинете. Ген. Корнилов не сообщил мне никаких деталей о готовившемся выступлении, но высказал пожелание, чтобы партия конституционалистов]-демократов] его поддержала хотя бы отставкой министров к[а]д[етов] в решительную минуту»^{691}.

Милюков был участником Государственного совещания, созванного Временным правительством в Москве 12–15 августа 1917 года в тщетных усилиях восстановить национальное единство и укрепить централизованную государственную власть. Из примерно 2500 участников совещания Советы рабочих и солдатских депутатов представляли лишь 100 человек, а большевики и шедшие за ними организации не были представлены вовсе, а между тем именно они всё больше определяли динамику политического развития страны.

Главным событием Государственного совещания было выступление генерала Корнилова. Накануне открытия совещания состоялась встреча московских политических и общественных деятелей (в ней участвовали главным образом кадеты, а также приверженцы более правых убеждений, в частности бывший председатель Госдумы Родзянко). Участники встречи с ведома Милюкова установили контакт с Корниловым и обещали поддержать его усилия по восстановлению нормального положения в армии и в стране, при этом тщательно избегая использования термина «военная диктатура».

Прибыв в Москву рано утром 14 августа, Корнилов демонстративно не поехал в гостиницу или частный дом, а объявил местом своего пребывания собственный поезд, стоявший на запасных путях. Именно здесь генерал принимал посетителей, большинство которых уговаривали его взять власть в свои руки. В числе визитеров был и Милюков.

Относительно его позиции данные расходятся. Спустя годы он утверждал, что предостерегал генерала от попытки государственного переворота. Однако в письме Милюкову посол Временного правительства в Париже В. А. Маклаков отрицал это и напоминал адресату о доминировавшем тогда у кадетов раздражении Керенским и о надеждах, возлагавшихся ими на Корнилова. Маклаков утверждал, что московские кадеты, выражая восторг Корнилову и обещая ему поддержку, стали виновниками его действий в следующие недели^{692}. Правда, обмен мнениями между двумя видными кадетами имел место намного позже описываемых событий. Однако тогда у Корнилова, несомненно, сложилось впечатление, что кадеты на его стороне.

Восторженно встреченный участниками совещания, Корнилов в краткой речи заявил, что той русской армии, какая была раньше, больше не существует, а для обеспечения защиты страны от агрессивного врага нужно немедленно принять меры, с которыми он уже ознакомил правительство и которые, надеется, будут приняты незамедлительно, в первую очередь — введение на фронте смертной казни, поддержание престижа офицеров, беспощадная борьба с анархией, удовлетворительное продовольственное снабжение фронтовых частей. «Времени терять нельзя. Нельзя терять ни одной минуты. Нужна решимость и твердое неуклонное проведение намеченных мер», — закончил генерал^{693}. После выступления Корнилов отправился в Ставку в Могилев. Речь главнокомандующего была воспринята участниками совещания почти единодушно как требование передать ему полноту власти для наведения порядка в армии и стране.

Милюков в числе других кадетских деятелей также склонялся к необходимости установления военной диктатуры на некоторое, по возможности непродолжительное время. В выступлении на Государственном совещании 14 августа он высказал поддержку требований Корнилова^{694}, хотя и сформулированных в настолько общей форме, что приходилось доверять скорее эмоциям, нежели конкретным фактам.