Вслед за тем появилась программа Временного правительства, выработанная в переговорах с Исполкомом Совета. Текст ее был, по всей видимости, написан Милюковым и Керенским, точнее, «склеен» из пунктов, подготовленных каждым из них. Программа предусматривала восемь пунктов: полную и немедленную амнистию по всем политическим и религиозным делам, в том числе связанным с террористическими покушениями, военными восстаниями и аграрными выступлениями; свободу слова, печати, союзов, собраний и стачек, с распространением политических свобод на военнослужащих в пределах, допускаемых военно-техническими условиями; отмену всех сословных, вероисповедальных и национальных ограничений; немедленную подготовку к созыву Учредительного собрания на началах всеобщего, равного, прямого и тайного голосования; замену полиции народной милицией и выборным начальством, подчиненным органам местного самоуправления; выборы в органы местного самоуправления на основании всеобщего, прямого, равного и тайного голосования; неразоружение и невывод из Петрограда воинских частей, принимавших участие в революционном движении; устранение для солдат всех ограничений в пользовании общественными правами, предоставленными всем остальным гражданам, при сохранении строгой воинской дисциплины в строю и при несении военной службы{586}.
Нетрудно увидеть, какие пункты, особенно касавшиеся армии, были навязаны Советом. Главным из них, безусловно, было распоряжение о невыводе из Петрограда революционных воинских частей, которые могли оказывать давление на правительство. Программа оставляла открытым вопрос о государственном строе, так как не определяла функций Учредительного собрания.
В тот же день в газете «Известия» были опубликованы обращение Исполкома Совета об условной поддержке Временного правительства «в той мере, в какой нарождающаяся власть будет действовать в направлении осуществления этих обязательств и решительной борьбы со старой властью», и согласованная программа правительства.
После отречения царя и фактического отречения великого князя Михаила Александровича члены Временного комитета и Временного правительства провели совещание в доме полковника князя П. П. Путятина на Миллионной улице, дом 12, где в это время находился великий князь. Милюков вспоминал, что, входя в дом, он почти сразу столкнулся с Михаилом Александровичем, который, поздоровавшись, бросил фразу: «А что, хорошо ведь быть в положении английского короля. Очень легко и удобно»{587}.
Милюков воспринял эти слова как выражение согласия Михаила переменить решение и занять престол. Он считал, что это лучший выход из создавшейся ситуации. Конституционная монархия британского образца уже давно была для него наиболее желательной государственной моделью, а в условиях революции такой путь успокоения страны казался еще более надежным.
Участники совещания не скрывали тяжести положения. Казалось, новая власть может в любой момент быть сметена стихией. К огромному удивлению Милюкова, не только Керенский, уже несколькими днями ранее объявивший себя республиканцем, но даже октябрист Родзянко высказались за ликвидацию монархии.
Основным оратором стал, однако, Милюков, который объяснил, что для укрепления нового режима необходимо авторитетное и сильное правительство, а оно «нуждается в опоре привычного для масс символа власти». Иначе говоря, он высказался за сохранение монархии, по крайней мере до Учредительного собрания, считая, что без монархического, единоличного авторитета дело до его созыва может просто не дойти: «Временное правительство одно без монархии является утлой ладьей, которая может потонуть в океане народных волнений».
В памяти Шульгина эти прения запечатлелись так: «Это была как бы обструкция. Милюков точно не хотел, не мог, боялся кончить. Этот человек, обычно столь учтивый и выдержанный, никому не давал говорить, он обрывал возражавших ему, обрывал Родзянко, Керенского, всех… Белый как лунь, лицом сизый от бессонницы, совершенно сиплый от речей в казармах и на митингах, он каркал хрипло»{588}. Приводя в воспоминаниях слова Шульгина, Милюков писал, что тот, конечно, несколько преувеличил — в его «карканье» была система. Поразило его то, что его противники вместо высказывания принципиальных соображений перешли к запугиванию великого князя. «Я видел, что Родзянко продолжает праздновать труса. Напуганы были и другие происходящим. Всё это было так мелко в связи с важностью момента. Я признавал, что говорившие, может быть, правы. Может быть, участникам и самому великому князю грозит опасность. Но мы ведем большую игру — за всю Россию — и мы должны нести риск, как бы велик он ни был»{589}.
Милюков даже внес экстраординарное предложение: взять автомобили и уехать из Петрограда, перенести столицу в Москву, где гарнизон сохранял дисциплину и революция произошла без буйства толпы. Именно в Первопрестольной, считал он, правительство сможет работать без давления на него снизу.