Мы с мамой лишь переглядывались, выслушивая это. Отец и на работе, и дома всегда говорил только правду и ничего кроме правды. И был уверен, что он изрекает истину в последней инстанции. Именно так и должны были воспринимать его слова те, кому эти слова были предназначены. Только в эти трагические дни я начал осознавать истинное значение слов моей матери, постоянно повторяющей, что для отца формальная логика гораздо важнее всего остального. Я же чётко понимал лишь одно: все мои планы, направленные на то, чтобы уехать учиться далеко от дома, потерпели сокрушительное поражение. Я не мог оставить мать одну. Она была не просто раздавлена этим горем. Она, по-существу, превратилась в маленького ребёнка, которого постоянно надо было утешать, заставлять вовремя есть, регулярно принимать все необходимые лекарства и укладывать спать в десять часов вечера. А я превратился в няньку. Последние три месяца учёбы запомнились мне обязательными посещениями школы, ухаживанием за матерью и подготовкой к экзаменам.
На выпускной вечер я, конечно же, не пошёл. Не было ни сил, ни желания смотреть на то, как все радуются обретённой свободе и обсуждают планы на будущее. Моё собственное представлялось мне достаточно туманным. И, конечно же, окрашенным совсем не в розовые тона. Словом, праздновать было нечего. И нечему было радоваться.
Было около одиннадцати часов, когда я уложил мать спать и услышал какой-то тихий стук у входной двери. Вернее, это даже не был стук. Было такое ощущение, что просто кто-то скребётся в дверь. Почему-то сразу возникла мысль о кошке. Глупо, конечно. Кошка не может царапать дверь на такой высоте. Я почему-то сразу, не раздумывая, открыл дверь. Был поражён и удивлён. На пороге стояла Миледи.
— Почему ты здесь? Выпускной же не мог так быстро закончиться?
— А я ушла. Подумала о том, что тебе здесь, видимо, очень одиноко. Впустишь?
— Проходи.
Она зашла. Мы в полном молчании выпили по чашке чая на нашей кухне. А потом я дал ей чистую мамину футболку, её спортивные брюки и кроссовки. Ну, не могла же она гулять по городу на каблуках и в этом вычурном платье. Вот в таком затрапезном виде мы и вышли из нашей квартиры. Конечно же, нам и в голову не приходило пойти на бульвар, оккупированный выпускниками. Но в нашем распоряжении было ещё много мест, пусть и не таких престижных, как приморский парк.
Нам ведь нужно было всего лишь где-то передвигаться и просто общаться. И неважно, где это будет происходить. А вот наговориться мы никак не могли. Оказывается, что столько времени проведя в одной и той же школе, мы не очень хорошо знали друг друга. Узнавали. Поражались степени своей похожести и удивлялись тем фактам, которые отражали нашу несхожесть. Смеялись над своими страхами и фобиями. От этого пиршества духа я очнулся лишь тогда, когда мы стояли у входа в дом, где жила Миледи.
Именно тогда она произнесла слова, которые изменили всю мою жизнь.
— Мы уже пили чай у тебя. Давай попьём теперь у меня.
— Мы же всех перебудим.
— Некого будить. Мама в Лондоне, а отец, как всегда, ночует у бабушки.
Конечно же, наше чаепитие так и не состоялось. Нам было не до этого. В ту ночь многое с нами происходило впервые. А потом всё то, что случилось в тот вечер впервые, стало повторяться изо дня в день. Это уже был некий ритуал, сводящийся к тому, что я укладывал маму спать и отправлялся в гости к своей любимой девушке. Домой я возвращался только к маминому пробуждению. Кормил её завтраком. И всё пытался достучаться до неё сквозь ту броню, в которую она сама себя заковала. И не мог. Замки были настолько крепки, что всё было бесполезно.
А потом в Баку вернулась мать Миледи. Об этом я узнал даже раньше, чем её дочь. Ведь именно к нам она приехала из аэропорта. Вихрем ворвавшись в нашу квартиру, она тут же начала выражать свои соболезнования и объяснять маме причины того, почему она так долго отсутствовала. И практически тут же она принялась наводить у нас свои новые порядки. Меня она использовала исключительно как вьючное животное, доставляющее её покупки от прилавков различных магазинов до багажника её машины, а по том от дверей её «Форда» в нашу квартиру.
Я никогда не забуду тот день, когда мы впервые в жизни пообедали вчетвером. Я, Миледи и наши мамы. Конечно же, всё наше общение было выстроено вокруг проблемы того, как вытащить мою мать со дна той эмоциональной ямы, в которую она погрузилась после смерти отца. Мы всё это очень бурно обсуждали. Но, тем не менее, зоркий взгляд матери Миледи подмечал всё. И уже к середине обеда она произнесла фразу, звучащую как приговор нашей любви.
— Ребята, а между вами что-то искрит. Или мне это только кажется? Ну, в любом случае я надеюсь, что это не серьёзно. Секс — это серьёзная вещь. И требует прежде всего взрослого интеллекта. Детям лучше не играть в игры, правил которых они не знают.