В ту ночь, оставшись с ним наедине в спальне, распутница предложила сделать мужу массаж спины — он страдал сильными болями в позвоночнике, особенно у основания шеи. Иногда, под настроение, мадам Куррэн могла быть заботливой и услужливой.
— Ну, дурачок мой старый… все падаешь… Где же ты упал? — спросила она и стала напевать мелодию народной песни, которую только что исполняла в гостиной.
— Я же сказал тебе — на дорожке, ведущей к дому, — солгал Морис.
И вдруг, когда жена гладила ему спину, он уткнулся лицом в подушку, стараясь скрыть мучившие его чувства, и заявил:
— Наташа, мне кажется, мы слишком долго живем здесь. Я хочу отсюда уехать. Я хочу, чтобы мы переехали в наш собственный дом и смогли насладиться уединением.
Пальцы, скользившие вдоль спины, замерли. Музыкант почувствовал, как женщина встала и отошла от него. Потом увидел, что она стоит у окна и смотрит в теплую апрельскую ночь. Поднялся ветер. Он услышал, как дождь тихо стучит по карнизу.
— Нет, — ответила наконец Наташа спокойно, но твердо. — Мне здесь нравится, и я хочу остаться.
Морис присел на кровати, сжимая до боли кулаки.
— Когда мы договорились с этими молодыми ребятами, что поживем у них, мы условились, что квартируем у них только до тех пор, пока не найдем собственное жилье, — напомнил он супруге.
— Почему ты их называешь «молодыми ребятами»? — возмущенно спросила она. — Я ненамного старше Касс. Это ты у нас старичок.
Он моргнул.
— Да, я знаю, дорогая, но давай не будем отвлекаться. Нам пора подыскать собственный коттедж.
Куррэн плохо видел жену и не мог разобрать выражения лица, но в ее голосе слышались резкие ноты.
— Морис, не говори глупостей. Мы же помогаем этим, как ты их называешь, «молодым ребятам», — не терпящим возражений тоном заявила она. — Мы оплачиваем половину счетов, даже больше. Пока Кевин не пристроит свою книгу в какое-нибудь издательство и не получит аванс, им невыгодно нас терять. Если мы уедем сейчас, твоя ненаглядная Касс не сможет платить горничной. Своим отъездом мы окажем им медвежью услугу.
— Это если посмотреть с одной стороны, — терпеливо убеждал ее супруг. — Понимаешь, я… — Он откашлялся. — Я хотел бы, чтобы мы снова жили в собственном доме и только вдвоем, как прежде.
Женщина ничего не ответила и начала расхаживать взад и вперед по комнате. Потом она тряхнула великолепными темно-рыжими волосами и резко обернулась к мужу.
— Мне кажется, вчетвером жить гораздо веселее, — произнесла она негромко.
Морис закрыл глаза. «О господи! — думал он. — Господи, я знаю, что она имеет в виду. При чем тут «вчетвером», ей нужен только Кевин. Значит, они стали любовниками, могу в этом поклясться. А впрочем, кто знает… Возможно, я никогда этого не выясню».
В ту ночь француз так ничего и не добился от Наташи. Она была немногословна, но наотрез отказалась уезжать из их нынешнего дома. Он не посмел настаивать, боясь скандала. Единственное, о чем он теперь беспокоился, — как избавить Касс от ненужных страданий, не дать ей узнать о растущей страсти Кевина к Наташе.
Но все вышло иначе.
Глава 14
Жизнь в доме шла по заведенному порядку, и так продолжалось еще месяц. В это время Касс была так занята своими овощами и хозяйством, что у нее не оставалось времени думать ни о чем другом. К вечеру она так уставала, что часто засыпала прямо в гостиной, пока Морис музицировал, или неподвижно сидела в плетеном кресле возле открытого окна веранды, слушая перекличку ночных птиц на озере.
Но она почувствовала, что с Кевином произошла перемена.
Теперь он почти никогда не показывал жене своего дурного настроения, не был с ней раздражителен и не дулся, словно по каким-то неведомым причинам задался целью продемонстрировать ей свою любовь и нежность. Естественно, девушка была этим довольна и с готовностью принимала знаки его внимания. То, что они теперь редко занимались любовью, она пыталась объяснить усталостью и отсутствием прежней новизны. Но Касс была глубоко несчастна и ничего не могла с этим поделать.
Наташа тоже изменилась, причем тоже в лучшую сторону. Наверное, поначалу Кассандра просто неверно ее оценила. Мадам Куррэн теперь старалась больше помогать по дому, сама вытирала вымытую посуду после ужина, взяла с собой Касс в город за покупками и вообще стала вести себя очень дружелюбно и по-товарищески.
Как-то девушка сказала об этом Морису:
— Красивые женщины обычно бывают избалованны и ленивы, но ваша жена здорово мне помогает.
Эта искренняя безыскусная похвала обожгла музыканта, словно удар хлыстом. «Боже мой, — думал он. — Эта милая девочка плохой психолог, она и не подозревает, как безжалостна Наташа. Конечно, разлучница старается быть симпатичной и полезной, чтобы отвести подозрения. Она не хочет потерять любовника. Если, конечно, он все-таки ее любовник!»
Какие бы отношения ни связывали Кевина и Наташу, по крайней мере, они никак не проявляли своих чувств при посторонних. Морис сквозь темные очки часто наблюдал за писателем и своей женой, но те вели себя совершенно естественно. «Они умны и осторожны», — решил француз.
Но что, если Касс обо всем узнает?