Милая девочка

Она отказывается есть. Я предлагал четыре раза, и четыре раз она отставляла миску на пол. Можно подумать, я ее личный повар. Она лежит на кровати спиной к двери и даже не шевелится, когда я вхожу. Замечаю, что она дышит – значит, жива. Но если будет продолжать голодать и дальше, точно помрет. Смешно получится.

Она выходит из спальни, похожая на зомби – волосы спутались так, что напоминают гнездо, – и прячет от меня лицо. Идет в ванную, затем возвращается в свою комнату. Я не обращаю на нее внимания; она не замечает меня. Велю ей оставить дверь открытой. Хочу быть уверенным, что она ничего с собой не сделает, но она только спит. Так было до сегодняшнего дня.

Я был во дворе, рубил дрова. Работал до изнеможения, едва дышал от усталости. Вошел в дом с одной мыслью: пить.

Она стоит посреди комнаты в одних трусиках и лифчике. Выглядит не лучше покойника: волосы растрепаны, на бедре синяк размером с гусиное яйцо, губа разбита, под глазом черный кровоподтек, руки расцарапаны ветками. Отекшие глаза налиты кровью. По белым как бумага щекам текут слезы. Она дрожит, все тело покрыто мурашками. Прихрамывая, она подходит ближе.

– Тебе это нужно? – спрашивает.

Я молча смотрю на нее. На волосы, лежащие на плечах цвета слоновой кости, руки, со светлой, словно у альбиноса, кожей, ключичные впадины и идеально плоский живот. Высоко вырезанные трусики подчеркивают длинные ноги. Лодыжка сильно опухла – должно быть, нога вывихнута. Слезы капают из ее глаз на пол к босым ногам. На ногти, покрытые кроваво-красным лаком. Что еще она может мне дать, кроме потрясения от вида ее красивого тела? Продолжая рыдать, она протягивает руку, пытаясь расстегнуть ремень.

– Ты этого хочешь? – спрашивает она и второй рукой пытается расстегнуть ширинку.

Не могу сказать, что мне хочется именно этого, но я позволил ей расстегнуть ремень и пуговицы. Ледяные руки касаются моей кожи, но дело не в этом. Не это заставляет меня остановить ее.

– Прекрати, – говорю я.

– Пожалуйста, – ноет она. Думает, что это поможет что-то изменить.

– Одевайся. – Закрываю глаза, чтобы не смотреть на нее. Она продолжает стоять рядом. – Даже не…

Она берет мою руку и заставляет прикоснуться к себе.

– Хватит. – Она мне не верит. – Хватит! – кричу я. Замолкаю, чтобы успокоиться, и продолжаю: – Прекрати уже. – Отталкиваю ее и приказываю немедленно одеться.

Выбегаю из дома и хватаю очередное бревно. Вскинув топор, начинаю работать с остервенением, забыв о жажде.

Ева. До

Уже середина ночи. Целую неделю я не могу заснуть. Мысли о Мии занимают все мое время и днем и ночью. Перед глазами возникают образы: Мии год, на ней оливкового цвета боди с топорщащейся юбкой, выразительные бедра покачиваются, когда она пытается ходить; ярко-розовый лак на любимых пальчиках трехлетней доченьки; истошный крик, когда ей прокалывают уши, и позже долгое любование красивыми сережками с опалами перед зеркалом в ванной.

В темноте стою у двери в кладовку, часы над плитой в кухне показывают 3:12. Я ищу ромашковый чай, понимая, что у нас просто нет столько пачек, чтобы я смогла заснуть. Перед глазами Мия совершает первое причастие, вижу отвращение на ее лице, когда она кончиком языка прикасается к облатке – символу Тела Христова; слышу ее смех, когда мы позже обсуждаем это в ее спальне, и она рассказывает мне, как тяжело ей было жевать и глотать, как чуть не подавилась вином.

Внезапно тяжесть осознания сваливается на меня, словно груда кирпичей: мой ребенок может умереть, и я начинаю рыдать прямо там же, в кладовке, опустившись на пол и прикрыв лицо рукавами пижамы. Я опять вижу годовалую Мию, ее беззубую улыбку. Опираясь пухлыми ручками о кофейный столик, она пытается сделать шаг навстречу моим протянутым рукам.

Моя дочь может быть мертва.

Я делаю все, чтобы помочь следствию, и все же слишком легкомысленно отношусь к тому, что Мии нет дома. Я целый день бродила по району, где живет Мия, и раздавала листовки с ее фотографией всем прохожим. Распечатала на розовой бумаге портрет дочери, чтобы его невозможно было не заметить, и приклеила липкой лентой ко всем попавшимся на пути столбам и витринам магазинов. Я встретилась с ее подругой Айаной за обедом, и мы вместе проанализировали последний день Мии перед исчезновением с целью найти хоть что-то необычное, что могло бы объяснить произошедшее, но ничего не нашли. Вместе с детективом Хоффманом я ездила на квартиру Мии. Мы вдвоем перерыли весь дом, просмотрели все записи в ежедневнике, планы уроков, списки продуктов, телефонную книжку, мы были почти уверены, что обнаружим хоть одну зацепку, хоть что-то, что приведет нас к Мии.

Мы ничего не нашли.

Детектив Хоффман звонит мне раз, а то и два в день. Не прошло еще ни суток, чтобы мы не говорили по телефону. Меня успокаивают его манеры, его готовность помочь, он всегда вежлив, даже когда Джеймс его задевает.

Джеймс считает его идиотом.