Миколка-паровоз

Не пистолет, а винтовка! И стреляет, должно быть, как настоящее орудие. Теперь им никакой немец не страшен. Правда, неплохо было бы разок пальнуть для проверки. И пристал Миколка к деду с уговорами:

— Надо бы узнать, как он стреляет. Давай попробуем, а?

У деда не было никакой охоты поднимать стрельбу в лесу, но и отказаться от такого большого соблазна не хватало сил. И не умел он переубеждать внука.

— Ладно, — бурчал дед. — Вот разложим костер, тогда и проверим наше оружие…

Место для ночлега облюбовали хорошее. Старые ели стремительно поднимали свои вершины в небо, на котором уже вспыхнули первые звезды. Ели взбегали на пригорок, поросший вереском, папоротниками и устланный брусничником с гладкими-гладкими блестящими листьями. Еловые ветви, как мохнатые лапы, лежали друг на дружке, и сквозь них было не так-то и легко пробираться. А под ними — тишь, уют, как в шалаше. И ветер сюда не проникал, а только шумел, застревая в вершинах, и дождь не пробивался к земле сквозь густые заросли.

Натаскали они на пригорок сухой листвы, мха и, постелив еловые ветви на землю, устроили такие мягкие постели, что дед даже крякнул от удовольствия.

— Получше твоего топчана в вагоне будет, браток! Воздух чистый, ароматы разные лесные, «перина» мяконькая, — ну, чем тебе не буржуйская спальня!

— А ты, дедушка, когда-нибудь ночевал в буржуйских спальнях? — спросил Миколка.

— Ночевать не ночевал, но знаю, что постели у буржуев солидные, пышные… С толстым брюхом на полу не очень-то выспишься. Не то, что мы с тобой…

Собрав хвороста и разложив костер, дед с Миколкой долго следили за веселым пламенем. Пламя вскидывало кверху языки, швыряло в темноту искры, потрескивало, и вокруг становилось светлее, а за соседними деревьями темнота сгущалась, тени мрачнели. Весело было у костра. Не так слышны пугавшие Миколку лесные звуки и шорохи. Правда, нет-нет да и спрашивал он деда:

— А это кто такой кричит?

— Должно быть, заяц поет на опушке, — посмеивался дед.

— А это кто ухает на весь лес?

— Это сова.

— А когда же мы пальнем из пистолета? Давай попробуем! И волки разбегутся, как услышат… Да и веселее нам будет!

— Волки, брат, не так и страшны! Теперь двуногие звери куда опаснее волка. А стрелять попусту не стоит, патронов жаль…

— Так ведь надо ж узнать, исправный у нас пистолет или нет!..

Знал Миколка, что затронь только у деда его солдатскую струнку, не устоит он, согласится! И дед согласился. Миколка, конечно, был уверен, что ему и будет доверено произвести первый выстрел. Да припомнил дед ту давнишнюю охоту на коршуна и наотрез отказал ему. Самолично стал готовиться к стрельбе. Сделал метку на высокой ели и отошел на десяток шагов, принимая боевую позу. Поднял пистолет и давай целиться. Целится, а голову подальше от пистолета отворачивает, опасается, как бы чего неожиданного не вышло. Боится повторения истории с «орудией», ясно. Глаза заплющил да кричит Миколке:

— Прячься за елками, а то, чего доброго…

Миколка сразу кинулся за толстый ствол, только нос и высунул, следит, затаив дыхание, за дедовыми приготовлениями. А тот все дальше руку вытягивает с пистолетом и на мишень уж вовсе не смотрит, в сторону голову повернул.

— Правей, дедушка, правей бери! Не попадешь так! — волнуется за елью Миколка.

И отважился наконец дед Астап, закрыл глаза да как нажмет на курок. И показалось Миколке, будто молния шибанула в ту ель с меткой на стволе! Дрогнуло дерево-великан, затрепетало от корней до вершины и посыпались на землю иглы да шишки. Грозный шорох прошел по лесу. И пламя в костре, взметнувшись кверху, едва не погасло совсем.

Дед и Миколка посмотрели друг на друга с видом победителей.

— Вот это «орудия», вот это бьет!

— Еще как бьет! Почище батареи артиллерийской! — подхватил восторженно дед Астап и, осмелев, дунул в дымящееся дуло пистолета.

И долго потом они толковали про силу своего оружия. Миколка и так, и этак намекал деду, что настал черед пальнуть и ему, боевому другу дедовому, а тот вроде и не понимал намеков, устраивался спать. «Орудию» он положил себе в изголовье: понимай сам, друг боевой Миколка, — пистолет опробован, все в порядке.

Тревожен был их сон. По лесу проносились какие-то звуки, угрюмо шумели вершины елей, протяжно и уныло гудели стволы. Изредка пробивались капли дождя. С тихим шелестом скатывались они с еловых иголок и шипели, падая в костер. В отдалении рокотали не то раскаты грома, не то отзвуки стрельбы. В полночь небо стало вдруг красным. Краснота то блекла, то вдруг снова наливалась багрянцем, как огромное окровавленное око. Сполохи далеких зарниц нагоняли страх. Казалось, вот-вот займутся пламенем вершины елей и пойдут полыхать. И мрак на земле становился еще чернее и непрогляднее.

Ветер не унимался и доносил с собою отголоски каких-то криков и стонов. Словно бы кто-то бросал в черный простор неба мольбы о помощи или звал к мщению.

Миколка догадывался, что дед не спит, прислушивается к ночным звукам, вон даже к земле ухом приник. Нет покоя старому солдату…

— Ты во что вслушиваешься, дедушка?