Миколка-паровоз

Как ни крепок был железный засов, вскоре под ударами столба оборвались крючки и петли, щепки полетели во все стороны, дверь дрогнула и распахнулась. И чтобы окончательно восстановить свой подмоченный авторитет, комендант первым отважно ринулся в пакгауз, размахивая Перед собою неразлучным револьвером.

— А ну, выходите, бандиты! Руки вверх! — скомандовал он зычным голосом по-немецки.

В пакгаузе только глухое эхо и ответило ему. Тихо как в могиле. Пара голубей, трепеща крыльями, пролетела, едва не зацепив коменданта за подмоченные усы, и заставила его выстрелить из предосторожности в пустой пакгауз. Клубы пыли потянулись в распахнутую дверь. Поперхнулся комендант, зачихал. Зачихал и пуще прежнего разозлился.

— Смирно! — гаркнул он и снова: «ап-чхи, ап-чхи!»

— На пле-чо-о! Ап-чхи, чхи, чхи!.. Шагом марш! Ап-чхи, чхи…

Выстроились солдаты и, чтобы не очень-то было заметно, как они смеются над незадачливым своим начальником, давай тоже вовсю чихать да кашлять. Так и отправились от пакгауза, что называется, с носом. Шагает по путям чихающая команда. И люди смотрят, посмеиваются: ох и задаст немецкий генерал нахлобучку горе-коменданту за то, что сбежали из-под ареста рабочие-большевики!

Вмиг была объявлена на станции военная тревога.

Забегали немецкие солдаты в поисках беглецов. Да разве отыщешь их на родной их земле!

И все это видел Миколка с высоты водокачки, и было ему радостно, что выручил он рабочих, что остался на бобах кайзеровский комендант. А чтоб не попасть ему снова в лапы, решил Миколка с дедом Астапом переждать время и дня на три убраться в ближний лес.

ВЫСТРЕЛ НА ПОЛЯНЕ

Ох, уж эти мамаши! И всегда-то они плачут. На каторге Миколкин отец был — мать слезы лила. От немцев скрывается — тоже плачет. И теперь, когда Миколке с дедом во что бы то ни стало нужно в лес уходить, — опять слезы да причитания:

— И куда ж это вы пойдете! Еще убьют вас где-нибудь в такую беспокойную пору…

— Нас не убьешь! — решительно заявил дед Астап. — А тут засидимся, немцы в лагерь могут загнать. А это, сама понимаешь, куда хуже, чем пуля…

И протянул дед матери клочок бумаги с немецким воззванием к рабочим-железнодорожникам. Кайзеровский генерал грозил пулей и каторжными лагерями всем, кто будет выступать против немецких войск, плохо работать на железной дороге и нарушать порядки. И особенно достанется тем, кто вздумает поддерживать и укрывать большевиков да надеяться на какую-то там свободу.

И смирилась мать: привыкла она уже к такой беспокойной, тревожной жизни, ничего не ждала от нее, кроме всяких напастей. Прежде чем уйти в лес, дед Астап навестил Миколкиного брата Павла, который прятался где-то в городе, и вернулся от него с оружием. А с каким, показал Миколке только в лесу. Оружием был старенький пистолет, которому под стать была дедова знаменитая «орудия». Та самая, что разорвалась на куски от Миколкиного выстрела по коршуну.

Взвесил Миколка тот пистолет на руке — велик и тяжел он. Но дед только покрякивал от удовольствия, когда любовно чистил его, щелкал курком и в дуло заглядывал. Потом пересчитал патроны, привязал ремешок и спрятал пистолет за пазуху.

Так и пошли в лесную чащу. Вооруженные.

Уже темнело, когда присели они малость передохнуть. Было это еще не так и далеко от железной дороги. Слышалось, как глухо гремели на рельсах товарные составы. Доносился рев скотины, хрюканье свиней, гусиный гогот.

— И куда это такую прорву скота везут? — спросил Миколка. — Никогда прежде через станцию столько не провозили.

— Как куда? В Неметчину в ихнюю, а то куда же…

— Откуда ж они набрали столько?

— Как это так — откуда? У крестьян, по деревням. Грабит немчура все, что под руки попадается, а крестьяне нищими остаются. Обдирают их как липку…

— Ну, я показал бы этой немчуре, как грабить!

— И что бы ты сделал, скажи на милость? — прищурился дед.

— А перестрелял бы всех — и все тут! — И Миколка выразительно кивнул на дедов пистолет.

— Вот то-то и оно, что мало у нас оружия. С таким против немецкой винтовки да пулемета — про орудия и не говорю — не очень-то попрешь. Вот организоваться бы нам получше, подсобрать силенки рабочим, тогда никакой враг не страшен!..

Говорили-разговаривали Миколка с дедом, отдыхая под пахнувшей смолой елью. Потом показалось им, что по путям прокатил на дрезине немецкий патруль, и решили они подобру-поздорову еще дальше в лес податься. Пора и место для ночлега выбирать.

Тащить пистолет деду было, видать, не так уж и легко: то и дело останавливался он и поправлял ремень. Тогда Миколка набрался смелости и попросил деда дать ему понести немножко пистолет, покуда он, дед, хоть чуть-чуть отдохнет от ноши. И с величайшей осторожностью нес мальчишка оружие, поглаживал черное дуло, не обращая внимания, что оно и поржавело малость, и поцарапано. Торжествовал Миколка: доверие, как-никак. И целился из пистолета в осины, в поросшие мхом камни-валуны, затаив при этом дыхание.