Миклуха-Маклай

Пока мы стояли среди площадки, из-за деревьев и кустов стали показываться дикари, не решаясь подойти и каждую минуту готовые обратиться в бегство. Они, молча и не двигаясь, стояли в почтительном отдалении, зорко следя за нашими движениями. Так как они не трогались с места, я должен был каждого отдельно взять за руку и в полном смысле слова притащить к нашему кружку. Наконец, собрав всех в одно место, усталый, я сел посреди на камень и принялся наделять их разными мелочами: косами, гвоздями, крючками для уженья рыбы и полосками атласной материи. Назначения гвоздей и крючков они, видимо, не знали, но ни один не отказался их принять.

Около меня собралось человек восемь папуасов. Они были различного роста и почти одинакового цвета кожи, только один из них резко отличался по своему типу от моего первого знакомого. Это был человек выше среднего роста, худощавый, с крючковатым выдающимся носом и очень узким, сдавленным с боков лбом; борода и усы были у него выбриты, на голове возвышалась целая шапка краснобурых волос, из-под которой сзади спускались на шею крученые пряди волос, совершенно похожие на трубообразные локоны жителей Новой Ирландии. Локоны эти висели за ушами и спускались до плеч. В волосах торчали два бамбуковых гребня, на одном из которых, воткнутом на затылке, красовались в виде веера несколько черных и белых перьев казуара и какаду. В ушах были продеты большие черепаховые серьги, а в носовой перегородке — бамбуковая палочка толщиною в очень толстый карандаш с нарезанным на ней узором. На шее, кроме ожерелья из зубов собак и других животных, раковин и т. п., висела небольшая сумочка, а на левом плече — другой мешок, спускавшийся до пояса и наполненный разного рода вещами. У этого туземца, как и у всех присутствовавших, верхняя часть рук была туго перевязана плетеными браслетами, за которыми были заткнуты различные предметы, — у кого кости, у кого листья или цветы. У многих на плечах висели каменные топоры, а некоторые держали в руках почтенных размеров (почти в рост человека) и стрелу более метра длины. При различном цвете волос — то совершенно черных, то выкрашенных красной глиной — прически их были различны: у иных волосы стояли шапкой на голове, у других были коротко острижены, но у всех были курчавые, как у негров. Волосы на бороде также завивалась в мелкие спирали. Цвет кожи представлял несколько незначительных оттенков. Молодые были светлее старых.

Так как солнце уже, село, я решил вернуться на корвет. Вся толпа проводила меня до берега, неся подарки: кокосы, бананы и двух очень диких поросят, у которых ноги были крепко-накрепко связаны и которые визжали без устали, все было положено в шлюпку».

Такова первая запись в дневнике Миклухи-Маклая на берегу Новой Гвинеи. Уже эти строки ярко рисуют и самого путешественника и метод его отношений с туземцами. Для него все они — полноценные люди, хотя и обладающие несколько наивной психикой. Каждый из них — потенциально «нормальный» человек в фейербаховском смысле, и отношения к ним должны строиться на «антропологическом принципе». Как резко противостоит эта оценка мнении большинства европейских путешественников, которые упорно считали этих «дикарей» только полуживотными! А сколько у молодого русского ученого подлинного гуманизма и живой симпатии к беззащитным папуасам!

В наше время, когда большая африканская страна — Абиссиния — стала жертвой фашистского садизма, когда японские, германские, итальянские «цивилизаторы» уничтожают миллионы мирных жителей, женщин, детей в Китае Испании, у себя дома под тем предлогом, что они «дикари» или «низшая» раса, — Миклуха-Маклай каждой мыслью каждой строчкой своей, каждым мгновением своей жизни обличает гнусность и цинизм авторов человеконенавистнической и позорной расистской теории фашизма.

НА БЕРЕГУ МАКЛАЯ

«Витязь» еще стоял у берегов Новой Гвинеи, когда Миклуха-Маклай занялся устройством своего жилища. Он выбрал место на выступающем в море мысе, около которого протекал небольшой ручей и росли большие деревья. Это место, называвшееся, как он потом узнал Гарагасси, казалось ему наиболее подходящим: отсюда было недалеко до туземных деревень, и в то же время местность была настолько изолирована, что поселение здесь новых людей никак не могло стеснить папуасов.

Хижина Миклухи-Маклая в Гарагасси.

Было еще одно место, даже более удобное, для постройки жилища, но Миклуха-Маклай заметил, что поблизости от него на берегу туземцы держали свои пироги. Русский путешественник считал, что если он хочет заслужить доверие и расположение туземцев, то прежде всего не следует причинять им никаких неудобств. Поэтому он решил строить хижину в Гарагасси.