В конце марта 1791 года «Пандора» прибыла на Таити, а в начале мая удалось захватить четырнадцать человек матросов «Bounty», не пожелавших ехать далее с Христианом. Пойманные матросы были на фрегате «Пандора» отправлены в Англию.
Что же касается Христиана и его восьми товарищей, то их нигде не могли найти и посчитали погибшими. Только через двадцать пять лет, когда вся эта история была уже основательно забыта, английская эскадра, крейсировавшая в Тихом океане, подошла к маленькому уединенному острову Питкери, лежащему в тысяче двухстах милях к западу от Таити. Командир эскадры Стайн намеревался найти место, удобное для якорной стоянки, и исследовать заброшенный островок. Приблизясь к берегу, он был очень удивлен, увидав хижины, плантации и двух туземцев, спускавших на воду лодку. Изумление его увеличилось еще более, когда туземцы, подойдя к нему, заговорили по-английски. Из разговора с этими «дикарями» капитан Стайн выяснил, что они — потомки матросов корабля «Bounty» а один из них — сын самого Христиана.
Возвратясь в Англию, Стайн сообщил о своем открытии; это вызвало настоящую сенсацию во всей Европе. Общественное мнение Англии было крайне заинтересовано историей беглецов-робинзонов. Байрон находился в это время в Италии и готовился принять участие в греческой революции. Судьба Христиана и его товарище; привлекла его внимание тем, что они, сбросив иго деспотизма, сумели основать свободную колонию на отдаленном острове, совсем в духе многочисленных утопий XVIII века
В свое время Байрон испытывал на себе сильное влияние Руссо и, подобно ему, считал, что «пока люди довольствовались грубыми хижинами, пока они одевались в звериные шкуры, сшитые рыбьими костями, украшались перьями и раковинами, расписывали тело красками, — они жили вольными, здоровыми, добрыми и счастливыми, поскольку к этому способны от природы, и пользовались прелестью взаимных отношений». Он утверждал, что «чистота человеческой души возможна только без растлевающей заразы цивилизации». Легко понять, как воспринял английский поэт историю Христиана и его товарищей. Он увидел в ней подтверждение всех своих утопических идеалов и создал на основе ее апофеоз «Острова Блаженных».
Вспоминая романтическую историю команды «Bounty», Миклуха-Маклай смотрел на берега острова Питкери и заново переживал все события, ощущал глубокое их созвучие своим собственным затаенным мыслям о будущей жизни среди свободных народов Гвинеи.
У острова Питкери «Витязь» пробыл недолго. Далее путь его лежал к острову Уполу в архипелаге Самоа.
С острова Уполу 17 августа 1871 года Миклуха-Маклай направил четвертое письмо Географическому обществу, в письме он сообщал, между прочим, что им наняты двое слуг, которые должны остаться с ним в Новой Гвинее. Один из них, швед, по имени Ульсон, когда-то служивший матросом китоловного судна, был добродушный малый, ленивый и малоразвитый. Он надеялся подработать немного денег, чтобы вернуться на свою северную родину, где у него оставалась жена, и, видимо, плохо представлял себе, в каких условиях и сколько времени ему придется жить с Миклухой-Маклаем среди папуасов Новой Гвинеи, иначе скромное вознаграждение, предложенное ему русским путешественником, вряд ли соблазнило бы его.
Другой слуга — полинезиец с острова Ниуе — назывался Боем. Это — обычное имя, дававшееся англичанами всем слугам-туземцам, независимо от их возраста. Миклуха-Маклай брал с собой Боя, рассчитывая, что он сможет оказаться полезным в будущих сношениях с туземцами Новой Гвинеи.
НОВАЯ ГВИНЕЯ
Корвет «Витязь» оставил архипелаг Самоа и вышел к конечному пункту путешествия русского ученого — Новой Гвинее.
Экипаж корвета неоднократно спрашивал Миклуху-Маклая, почему он выбрал для своих исследований именно берег Новой Гвинеи. Путешественник отвечал так: «Читая описания путешествий, почти что во всех я находил очень недостаточными описания туземцев в их первобытном состоянии, то есть в состоянии, в котором люди жили и живут до более близкого столкновения с белыми или расами с уже определенной цивилизацией (как индусская, китайская, арабская и так далее). Путешественники или оставались среди этих туземцев слишком короткое время, чтобы познакомиться с их образом жизни, обычаями, уровнем их умственного развития, или же главным образом занимались собиранием коллекций, наблюдением других животных, а на людей обращали второстепенное внимание.