В тот день с огромной, тысячной, толпой людей прямо у входа на пляж мы торжественно запускали в небо картонную фигуру Задорнова (в полный рост) на воздушных шарах. Она взлетела и… повисла на большом дереве. И тут же десятки людей в едином порыве наперегонки бросились на это дерево – спасать Задорнова.
Человек, которому удалось снять фигуру, стал героем дня. До вечера он ходил по Юрмале с «Задорновым» под мышкой, а потом, гордый, принёс его на концерт Михал Николаича, и это было зачтено вместо входного билета.
Я не знаю, уместно ли сейчас писать о таких легкомысленных эпизодах. Возможно, кому-то они покажутся мелкими. Но я точно понимаю, что эти моменты остались в памяти огромного количества людей. А потому – пусть будет. Этот забавный случай показывает, как всё-таки его искренне любили. Мы же помним, что можно заставить человека плакать, даже аплодировать, но невозможно заставить – смеяться. Или вот, например, залезть на сосну…
Заряд молнии
О его неукротимой энергии можно было слагать легенды. Он успевал столько, что среднестатистическому человеку не хватило бы на такое и пяти жизней. А сам Михаил Николаевич рассказывал, что в детстве к нему в комнату влетела шаровая молния и, облетев вокруг маленького Миши, вылетела в окно. Так что на всю жизнь он остался заряженным этой «молниеносной» энергией. Слово «равнодушие» к нему отношения не имело.
Диктофоны на нём, как правило, ломались, записи глючили. Такая сильная энергетика у него была. Чаще всего для интервью я готовила сразу два диктофона. И ещё пыталась записывать от руки в блокнот. Задорнов ехидно интересовался: «Ну что, записалось? Или повторять снова?» Повторить, кстати, было невозможно. Он увлекался в процессе, и рассказ мог уйти совсем на другие глубины, сделать поворот, разворот и кульбит. Любой комментарий с его стороны – это было творчество.
Он легко разрешал для снимков в газете приклеить себе бутафорские усы, напялить на себя восточный халат, тюбетейку/цилиндр/ковбойскую шляпу, мог сыграть на шаманском бубне, приставить кольт к виску ну и тэдэ. И всё это помещалось на обложку. А в это же самое время, параллельно и совершенно серьёзно, он работал над исследованиями исторических событий и тайн русского языка. Или писал глубокое эссе о чеченской войне – «Мамы и войны». Всё это как-то в нём сочеталось органично.
Угнаться за сатириком было практически нереально. Когда-то я в шутку писала об этом так: «Вот только что вроде сидел у себя на юрмальской даче, книгу делал… Звоним из редакции через пару дней – он уже в Саратове выступает. Или в Сочи. Или в Череповце. А потом умчался в Москву на телесъёмки, а оттуда – в Латинскую Америку (срочно понадобилось обследовать Мачу-Пикчу). В это же самое время (!) пресса добросовестно сообщает, что, катаясь на горных лыжах в Швейцарии, Задорнов умудрился получить травму и потерять память. Очнулся уже в швейцарской реанимации, когда принесли счёт. Сразу вспомнил всё. А главное – вспомнил, что у него гастроли в Хабаровске… Однако по пути на Дальний Восток он, без сомнений, успеет завернуть в Африку – встретить Новый год у подножия Килиманджаро. Но фотографии почему-то присылает с Тибета. И вдруг приезжаешь в Питер, а там – огромные афиши «Концерт Задорнова. Сегодня». Щелкаешь пультом телевизора, а знакомый голос говорит с нами оттуда.
И вот так было всегда. А потом он неожиданно появлялся в Риге, звонил: «Здрассти, это Задорнов. Включайте диктофончик, я тут кое-что придумал…»
Эстафетная палочка