Михаил Ульянов

— Он выискивал, приглашал молодых и немолодых разных режиссёров, экспериментировал, рисковал — может быть, многие ему это в вину ставят, но это не вина, а колоссальное достоинство, я-то понимаю, что он таким образом продлевал жизнь Театру Вахтангова! Ведь он, знаменитый, великий, обожающий играть, мог запросто поставить во главу угла собственные актёрские амбиции, приглашать режиссёров лишь для того, чтобы ставили на него, его обслуживали. А он думал о театре… И всё, что хорошего делалось в Союзе театральных деятелей, шло лично от него — я это знаю. Он помогал очень и очень многим людям, старикам, молодёжи! Светлый человек. И вовсе не такой суровый, мрачный, каким хотел порой казаться. Я помню, летела из Америки, из Нью-Йорка. Иностранный продюсер взял мне билет в первый класс, и мы встретились с Михаилом Александровичем в предбаннике, у него был билет в обычный эконом-класс. Мне стало дико неудобно! Я хотела предложить ему своё место, но понимала, что наверняка он откажется. А у него была куча каких-то свертков, пакетов, может быть, Алле что-то вёз, дочке, внучке… Я пошла к девочкам-стюардессам, сказала, что там Ульянов, попросила пересадить его в первый класс, рядом со мной было место. Ну, освободили его от всех этих кульков, которые у него были, как у всех нас, когда мы летали за границу, мы разговорились про жизнь, про Америку. Я спрашиваю: „Миша, а ты на Брайтоне был?“ — „Был“, — говорит. И улыбается. Рассказывает, как оказался там, на Брайтон-Бич, под вечер, почему-то один, то ли его оставили ненадолго, то ли сам решил пройтись… А для них „Тевье-молочник“ — это всё, любовь навсегда! И очень смешно, с типично одесско-брайтоновским таким акцентом Миша мне рассказывает, как подходит к нему пожилой человек, бывший наш, и говорит: „Ульянов?“ — „Да“, — отвечает Миша. „На съёмки?“ — „Нет“. — „На гастроли?!“ — „Тоже нет“. — „Насовсем?!“ — закричал тот с ужасом и восторгом одновременно. Потому что легче было предположить, что континенты сойдутся, небо рухнет, чем то, что Ульянов эмигрирует… Очень мы с ним хохотали в самолёте.

А вообще Михаил Александрович Ульянов — это планета на небосклоне, совсем немного было таких планет, но они, к великому счастью, в нашей жизни были. И Ульянов — одна из самых ярких, замечательных планет! От которой еще долго будет идти свет (к слову, в честь 75-летия Ульянова его именем была названа звезда. — С. М.).Я часто его вспоминаю. Его лицо, его глаза, его смех…»

— …А наша картина «Мастер и Маргарита» могла бы быть интересной ещё и тем, — рассказывал Ульянов в своём последнем интервью, — что режиссёру Юрию Каре удалось собрать блистательных артистов: Филиппенко, Павлов, Стеклов, Бурляев, Анастасия Вертинская, Гафт, Куравлёв… Я не всех перечислил… Будет жаль, если никогда никому так и не удастся картину увидеть.

— А как вам телевизионный фильм, в котором Пилата сыграл Кирилл Лавров?

— Ты же знаешь, мы с Кириллом братья — ещё со времён съёмок в «Братьях Карамазовых» так называем друг друга: «брат Иван», «брат Дмитрий»…

— Вы не ревновали? Тот фильм показали, а ваш — нет. Из-за каких-то споров с иностранными инвесторами, я слышал.

— Знаешь, я себе плохо представляю артиста, которому не знакомо чувство ревности. Вот «Наполеон Первый», например. Эфрос ведь всё время хотел восстановить спектакль уже на сцене Театра на Таганке, когда Любимов уехал и Анатолий Васильевич стал там главным режиссёром. Всё говорил: «Вот сейчас я поставлю „На дне“, а потом…» Потом так никогда и не наступило — потом он умер. И вот уже в девяностые годы по настоянию актрисы Ольги Яковлевой наш спектакль восстановили на сцене Театра имени Маяковского. Дело в том, что одна из режиссёров Театра на Малой Бронной, работавшая с Эфросом, записывала со стенографической точностью все репетиции, все его замечания и до мелочей, до подробностей всю структуру спектакля. По этой стенограмме она и восстановила спектакль, декорации, костюмы — всё…

— Но это же плагиат, воровство!

— Можно как угодно называть. Я ревновал. Наполеона в восстановленном спектакле играл актёр Театра имени Маяковского Михаил Филиппов. Но все мизансцены, которые играл Филиппов, все без исключения были придуманы, сочинены, наработаны в нашем спектакле.

— Не только Эфросом, но и лично вами?

— В том числе и мной. Поэтому, конечно, я ревную.

— Интересно, а много было в вашей жизни кинопроб, не вылившихся в фильмы? Когда не утверждали вас на роль.

— Пробовался на роль Харламова в фильме «Белорусский вокзал», на Григория Распутина, сравнительно недавно предлагали в фильме «Ночной дозор» роль светлого мага сыграть… Бывало, как у всякого актёра. Но что об этом говорить? Ныть, жаловаться…

— Но это же унизительно.

— В жизни многое унизительно.

— Я читал в воспоминаниях, что Высоцкий, например, дико переживал многочисленные свои неутверждения, запивал… И Олег Даль… И может быть, это тоже приблизило их ранние смерти.