Михаил Тверской

За сходство тверского собора с переяславским говорит и аналогичное посвящение храма. Предшествовавшая каменному собору деревянная церковь была посвящена «врачам безмездным» Козьме и Демьяну, которых на Руси считали покровителями кузнечного дела. О причинах такого посвящения источники не сообщают. Вероятно, это было связано с какими-то тверскими событиями и легендами. Однако очевидно, что посвящение нового собора центральному образу христианства — Спасителю — было более статусным, отвечавшим растущим притязаниям Твери. Напомним, что городской собор в честь Спаса Преображения — родовая святыня многочисленных потомков черниговских Ольговичей — красовался в центре Чернигова. В Северо-Восточной Руси городские каменные соборы с этим посвящением имелись в Переяславле Залесском, Угличе и Нижнем Новгороде, а монастырский — в Ярославле. Спаса Преображению был посвящён главный храм Торжка — города, с которым тверские князья имели оживлённые торговые и политические отношения.

(Однако посвящение нового тверского собора Спаса Преображению едва ли выражало стремление Михаила Тверского завладеть Переяславлем, как полагал тот же Н. Н. Воронин (51, 137). Борьба за Переяславль развернулась позднее и была связана с пресечением переяславской династии. В 80-е годы XIII века этот город был постоянным владением старшей линии потомков Ярослава Всеволодовича, оспаривать права которых никто не собирался. Захват Переяславля князем Фёдором Чёрным Ярославским в 1293 году носил характер набега и не ставил стратегических целей).

Параллель тверского собора с переяславским тем более вероятна, что Тверь наряду с Москвой была основным центром, принимавшим население из многократно опустошённого татарами Переяславского княжества. «Во второй половине XIII в. Переяславль-Залесский подвергался разорению пять раз (в 1252, 1281, 1282, 1293 и 1294 гг.), четыре раза было разгромлено Переяславское княжество — в 1281 и 1282 гг.» (117, 192).

Наиболее естественное направление бегства переяславцев — на север, по Нерли Волжской и вверх по Волге, — приводило именно в тверские земли. Привлечение в свои владения переселенческих потоков было важной заботой каждого правителя. Перенесение привычных святынь, так же как повторение на новом месте привычных для переселенцев названий и художественных образов, — обычное явление любой массовой миграции.

За сходство с переяславским собором говорит и отсутствие у тверского храма подклетов. На это указывает летописное сообщение о пожаре в Твери в 1298 году (18, 171). В огне, охватившем деревянный дворец, погибла вся княжеская казна — «казна княжаа вся згоре». Между тем известно, что подклет собора в XIV—XV веках постоянно использовался как хранилище княжеской казны. Было бы странно, что князь Михаил Тверской не использовал для хранения казны этот естественный сейф. Очевидно, подклета просто не было. Как и Спасо-Преображенский собор в Переяславле, тверской собор стоял прямо на земле.

Высокие лестницы, имевшиеся у тверского собора, связаны не с подклетом, а с повышенным уровнем пола, что, в свою очередь, было обусловлено захоронением в соборе князей и епископов. Кроме того, сооружение в храмах высоких лестниц «усиливало впечатление величественности от этих по существу скромных зданий» (66, 117).

Наше представление о Спасо-Преображенском соборе в Твери находит подтверждение и в наблюдениях над архитектурными типажами второй половины XIII—XIV веков, сделанных современным исследователем вопроса. По его мнению, «мы вправе полагать, что Спасо-Преображенский собор в Твери был одноглавым, четырёхстолпным и имел весьма скромные размеры» (65, 106).

Итак, тверской собор стал своего рода заявкой на самостоятельную, а может быть, и ведущую роль молодого тверского князя в тогдашних политических отношениях Северо-Восточной Руси. Примечательно, что летопись представляет Михаила Тверского рука об руку с его матерью — княгиней-вдовой Ксенией. Судьба Твери во многом зависела от мудрости и дальновидности этой незаурядной женщины...

Взгляд из тьмы

Исследователь русского Средневековья, как правило, не имеет возможности стать лицом к лицу со своими персонажами, заглянуть им в глаза. В истории Михаила Тверского мы, кажется, имеем исключение из этого правила. Но прежде — небольшое отступление...