Итак, нельзя было терять ни одной минуты. К тому же погода становилась все холоднее и холоднее. Ночью термометр показывал ниже нуля. На озере показалось несколько льдин. Если паром мог свободно маневрировать здесь, на озере, то дальше, меж берегов Ангары, когда льдины загромоздят ему дорогу, это будет не так-то легко. В конце концов, все сводилось к тому, чтобы беглецы отправлялись в путь как можно скорее. В восемь часов вечера отвязали канаты, и паром поплыл по течению. Несколько рослых и сильных мужиков взялись за длинные шесты и, разместившись по бокам парома, стали отталкиваться от берега. Старик матрос, местный уроженец, принял на себя управление паромом. Это был шестидесятипятилетний старик с темным, загорелым лицом. Густая белая борода его спускалась по самую грудь. На нем был широкий, длинный, до самых пят, кожан, подпоясанный кушаком, и большая меховая шапка. Старик имел суровый и вместе с тем важный вид. Усевшись позади всех, он всю дорогу молчал и только знаками показывал мужикам, что и как делать. В сущности, все искусство заключалось только в том, чтобы направлять паром по течению, не слишком близко подходя к берегу и в то же время не выходя на середину озера. Толпа людей, находившаяся на пароме, была крайне разнообразна. Среди местных жителей, мужчин, женщин, стариков и детей, находились два-три странника, несколько монахов и один сельский священник. У странников за плечами висело по котомке, в руках у каждого было по посоху; тихим и жалобным голосом они распевали псалмы. Один из них пришел с Украины, другой побывал на Желтом море, третий обошел Финляндию. У этого последнего, на вид уже дряхлого старика, у пояса висела кружка с маленьким висячим замком, какие носят обыкновенно сборщики на Божий храм. Из всех этих денег, собранных им за время его долгого и утомительного путешествия, ему не принадлежало ни копейки, и даже ключик от кружки был не у него, а у тех, кто послал его и кому по возвращении своем он обязан был отдать эту кружку. Монахи пришли с далекого севера. Вот уже три месяца, как они вышли из Архангельска. Они посетили Святые острова около Карельского полуострова, Соловецкий монастырь, побывали у Троицы, были и в Москве, и в Казани, заходили и в Киев поклониться святым мощам, и вот теперь, все в той же скромной монашеской одежде и в черных клобуках, они спешили в Иркутск. Что же касается священника, то это был простой деревенский поп — один из этих шестисот тысяч народных пастырей, насчитывающихся в России. Одежда его была такая же бедная и грубая, как и у мужиков, да и сам он, не обеспеченный материально, не имеющий ни надлежащего положения, ни надлежащей власти, принужденный обрабатывать свой клочок земли наравне с крестьянами, мало чем отличался от них по своей внешности. Жену свою и детей он спас от жестокостей татар, отослав их в северные губернии, а сам оставался в своем приходе до последней минуты. Наконец и он принужден был бежать, но дорога в Иркутск была уже заперта, и ему пришлось идти на Байкал.
Странники и монахи во главе с сельским священником столпились небольшой кучкой вперед парома, и их тихая, покорная молитва громко разносилась в ночной тишине. До сих пор все шло благополучно. Надя продолжала спать. Михаил, сидя около нее, бодрствовал. Он спал только урывками, да и во сне голова его не переставала работать. Всю ночь дул сильный ветер против течения. Паром двигался медленно, и на утро следующего дня оказалось, что до устья Ангары оставалось еще целых сорок верст. Было ясно, что ранее трех или четырех часов пополудни им ни за что не достигнуть реки. Никто, однако, не сожалел об этом, напротив, все понимали, что ночью спускаться по реке к Иркутску будет гораздо удобнее, а главное, безопаснее. Единственно, чего опасался старик матрос, так это образования льдин на воде. Он даже не раз высказывал вслух свои опасения. Ночь была страшно холодная. Ветром гнало на восток большие льдины, но эти льдины были не опасны, так как их всех проносило мимо Ангары. Зато лед, шедший с востока, мог быть пригнан течением в реку, и вот этот лед мог не только затруднить ход парома, но даже загородить ему совсем дорогу в Иркутск. Об этом приходилось теперь серьезно подумать. Михаилу Строгову в высшей степени хотелось узнать, в каком положении находилось озеро и много ли образовалось на его поверхности льда. Когда Надя проснулась, он стал ежеминутно обращаться к ней с расспросами, и она рассказывала ему подробно обо всем, что делалось на воде. В то время как шел лед, на озере совершались весьма любопытные явления. То были горячие источники, брызжущие великолепными фонтанами из артезианских колодцев, которыми природа наделила даже самое дно Байкала. Кипящая вода высоким столбом била прямо из озера, мириады брызг, сверкающих на солнце, рассыпались целым радужным снопом, почти моментально замерзая в воздухе. Такое оригинальное явление, разумеется, привело бы в восторг всякого туриста, разъезжающего для своего удовольствия тихо и спокойно по этому сибирскому морю.