Михаил Орлов

«Бедный Орлов был похож на льва в клетке. Везде стукался он в решётку, нигде не было ему ни простора, ни дела, а жажда деятельности его снедала…

Он был очень хорош собой; высокая фигура его, благородная осанка, красивые мужественные черты, совершенно обнажённый череп, и всё это вместе, стройно соединённое, сообщало его наружности неотразимую привлекательность.

…От скуки Орлов не знал, что начать. Пробовал он и хрустальную фабрику заводить, на которой делались средневековые стёкла с картинами, обходившиеся ему дороже, чем он их продавал, и книгу он принимался писать “о кредите”[242], — нет, не туда рвалось сердце, но другого выхода не было. Лев был осуждён праздно бродить между Арбатом и Басманной, не смея даже давать волю своему языку.

Смертельно жаль было видеть Орлова, усиливавшегося сделаться учёным, теоретиком…»^{387} — вспоминал Александр Герцен.

Между прочим, книга Орлова «О государственном кредите» считается выдающимся памятником российской социологической мысли. Так что Лунин был не совсем прав, когда с насмешкой писал об этом сочинении (ему в Сибирь присылали все литературные новинки); необъективной была и его оценка «покровительства школе живописи». Ведь в биографии генерала сказано:

«Будучи одним из полезнейших членов Московского Художественного Общества, он был избран (в ноябре 1833 года) директором Художественного класса (Московское Общество Живописи и Ваяния). Орлов много содействовал развитию этого учреждения…»^{388}

А что ещё ему было делать, ежели так сложилось? Жить — чтобы жить, и не более; удовольствия в таком существовании он не находил. Человек огромных потенциальных возможностей, блистательно начавший свой путь, на первых же шагах сделавший удивительную служебную карьеру, он вполне мог бы достичь тех же высот, что и его старший брат, или один из ближайших друзей — граф Павел Киселёв, или другие его однополчане и былые сослуживцы. Но он выбрал иную судьбу — да только задуманное не сбылось, не получилось…

Жизнь Михаила превратилась в узел из множества противоречий, который разрубила только смерть, наступившая в результате долгой и тяжёлой болезни.

Генерал Орлов умер 19 марта 1842 года — ровно через 28 лет после того, когда он подписал капитуляцию Парижа…

Он умер, и в его доме на улице Пречистенке появились офицеры в голубых с серебром жандармских мундирах. Они опечатали и увезли в Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии бумаги покойного. Как объяснили — чтобы отобрать материалы, касавшиеся службы и не представлявшие интереса для семьи… Действительно, вскоре личные документы Орлова вернули — в том числе и его воспоминания. Да только историкам не даёт покоя то, как начинаются его записки, впоследствии озаглавленные «Капитуляция Парижа»:

«Не трудно было заключить из положения военных действий, что Наполеон, отражённый попеременно при Лаоне и Арсисе, был решительно слабее каждой из двух союзных армий, идущих концентрически на Париж…»^{389}

Впечатление такое, будто вошёл в комнату, где сидят два собеседника, давным-давно разговаривающих… Очевидно, то, что до нас дошло — лишь фрагмент из больших воспоминаний… Но где они сами — не знает никто…

Орлов погребён на кладбище Новодевичьего монастыря, где покоятся его боевые друзья и единомышленники — Денис Давыдов, Александр Николаевич Муравьёв, князь Трубецкой… Кроме дат жизни, на могильной плите Михаила Фёдоровича обозначен день капитуляции Парижа.

В 1885 году рядом с мужем будет похоронена Екатерина Николаевна Орлова, пережившая всех своих братьев и сестёр.

* * *

…В 1856 году из Сибири в Центральную Россию возвратился Сергей Григорьевич Волконский. Вот каким увидел его в Москве году в 1861-м или 1862-м доктор Николай Андреевич Белоголовый, его иркутский знакомый:

«Я нашёл его хотя белым, как лунь, но бодрым, оживлённым и притом таким нарядным и франтоватым, каким я его никогда не видывал в Иркутске; его длинные серебристые волосы были тщательно причёсаны, его такая же серебристая борода подстрижена и заметно выхолена, и всё его лицо с тонкими чертами и изрезанное морщинами делали из него такого изящного, картинно красивого старика, что нельзя было пройти мимо него, не залюбовавшись этой библейской красотой. Возвращение же после амнистии в Россию, поездка и житьё за границей, встречи с оставшимися в живых родными и с друзьями молодости и тот благоговейный почёт, с каким всюду его встречали за вынесенные испытания — всё это его как-то преобразило и сделало и духовный закат этой тревожной жизни необыкновенно ясным и привлекательным»^{390}.

Возможно, так же сложилась бы и судьба Михаила Фёдоровича, если бы граф Орлов не уберёг его в своё время от Сибири. А может, и нет… Кто знает?

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ МИХАИЛА ФЁДОРОВИЧА ОРЛОВА

1788, 25 марта — родился в Москве; родители — граф Фёдор Григорьевич Орлов и Татьяна Фёдоровна Ярославова.