Михаил II

Встреча с Маннергеймом протекала примерно так, как мы с Кацем и предполагали. Когда этот, ещё неизвестный широкой публике человек вошёл в кабинет, я, пренебрегая принятым регламентом встреч императора с подданными, подошел к озирающемуся Маннергейму и заключил его в объятия. Конечно, это противоречило принятым в это время нормам, но мы с Кацем решили, что именно так должны встретиться товарищи по оружию, не раз помогавшие друг другу на фронте и в 1915 году командующие дивизиями, входящими во 2-й кавалерийский корпус. Нельзя было чваниться перед этим ветераном, к тому же являющимся природным аристократом. Хотя, конечно, даже то, что его далёкие предки уже были аристократами, не особо придавало ему веса в среде высшего руководства страны. В моей долговременной памяти сохранилось воспоминание о том, как офицеры Генерального штаба называли Маннергейма «лошадиной мордой». Вот мы с Кацем и посчитали, что объятие императора будет не лишним и расположит генерала к верховной власти, которая его, в общем-то, списала, отправив в резерв. Маннергейм несколько растерялся от такого приема, а я, продолжая выполнять намеченную вчера линию поведения, произнёс:

– Ну, здравствуй, Густав Карлович, давно тебя не видел. Как ты в начале года уехал на лечение в Одессу, так, считай, и не видел. А ты знаешь, какие дела на фронте закрутились, такие, что и не до тебя стало. Так что прости, что не навестили тебя в Одессе. Но в дивизии тебя помнят, да и в штабе корпуса тоже. От меня личное тебе спасибо за дивизию. Ты, наверное, знаешь, что она вместе с бывшей моей Туземной дивизией приняла участие в операции по взятию Ковеля. Действовала великолепно, и многие за это получили заслуженные награды. Вот жалко, что ты не участвовал в той операции.

– Так здоровье уже не то, ваше величество, – в резерв меня перевели.

– Эх, кто бы меня в резерв перевёл! Так нет, судьба кинула в ещё большее пекло, чем командование 2-м кавалерийским корпусом. На фронте противник был только на западе, а сейчас враги могут быть со всех сторон. Противник уже три раза организовывал нападение на меня в столице Российской империи, представляешь, к чему мы катимся? На фронте было ясно, кто враг, а кто друг, а здесь непонятно. Вот многие сановники внушают мне, что эти нападения организовала германская агентура, которой очень много в Петрограде. И использовали они в этих целях финских сепаратистов. Это не голословные утверждения, а факты, подтверждённые плененными террористами. Позавчера террористы совсем обнаглели и напали вот на этот дворец, в котором мы с тобой сейчас находимся, и, конечно, получили по зубам от моей охраны. А вчера они попытались напасть на мой автомобиль, когда я возвращался с торжественного ужина, посвящённого коронации. Пленных, к сожалению, захватить не удалось, но мои люди, обложившие отстреливающихся террористов, перед самым их самоподрывом слышали, как те перекрикивались на финском языке. А ещё при расследовании трагически закончившегося нападения на великого князя Николая Николаевича охранное отделение выяснило из допросов захваченных террористов, что те – этнические финны, обученные германцами в Кёнигсберге. Следователи выяснили, что захваченные террористы – это финские добровольцы, записавшиеся в кайзеровскую армию в 1915–1916 годах. Они были зачислены в Прусский Королевский батальон егерей № 27, дислоцированный под Кёнигсбергом. Там прошли обучение, потом месячную боевую обкатку на фронте, а затем через Швецию были заброшены в Петроград. Вот так вот, Густав Карлович. Чувствуешь, к чему я клоню?

– Ваше величество, но я же боевой генерал, а не жандарм, и не смогу выявить готовых добровольно вступить в германскую армию. К тому же я общаюсь только с добропорядочными людьми, и, как правило, их сыновья пошли служить добровольно в русскую армию.