– Поставить его дальше и замаскироваться. При появлении противника себя не обнаруживать, а только сообщить в штаб об их появлении. Когда бой начнётся, их задача – уничтожать пытающихся скрыться террористов. Вроде всё. В ходе боя задачи могут меняться, поэтому пускай связисты протянут линию связи из вашего штаба сюда в кабинет. Выполняйте, поручик, время пошло. На дворе уже темно, и незваные гости скоро могут начать хулиганить.
Когда за поручиком закрылась дверь, мы продолжили с Кацем спор о возможности нападения на дворец именно сегодня ночью. Приведённые мной факты как-то не убедили моего друга. Если раньше он утверждал, что засаду организуют где-нибудь в укромном месте дороги между Гатчиной и Петроградом, то теперь занял позицию, что нападение произойдёт в самом городе. Пехотинцы будут стрелять и метать гранаты с верхних этажей ближайших к месту нападения зданий, а броневики выкатятся из какой-нибудь подворотни и откроют массированный пулемётный огонь по императорскому кортежу. И не важно, в карете будет сидеть Михаил или в автомобиле – от такого огня четырёх пулемётов с близкого расстояния спасения нет. Кац говорил убедительно. К тому же он постоянно намекал, что если бы моя идея была правильна, то противник уже предпринял бы действия по штурму дворца. Любой тихоходный броневик уже докатил бы до Гатчины, а пехоту перебросили бы на автомобилях. У куратора операции по ликвидации Михаила, судя по предыдущему нападению на царские кареты, проблем с нахождением грузовиков для проведения акций нет. Его убедительные, в общем-то, слова несколько снизили мой боевой настрой на немедленное отражение нападения заговорщиков. Вместе с Кацем мы начали думать, что предпринять по отражению такого нападения в условиях города. Мыслей было много, и с полчаса мы планировали, как безопасно Михаил будет добираться до Сената. В основном разрабатывали маршруты движения, но не забыли и о действиях увеличенного контингента охраны. А затем пришло время телефонных переговоров. Ведь к операции «Сенат» было решено привлечь не только джигитов Ингушского полка и солдат из полка Особой армии, прибывших со мной из Луцка, но и юнкеров офицерской школы. Я замучился, ожидая, когда меня соединят со штабами подразделений и начальником Офицерской школы.
Дело было сделано, и так как я уже не ожидал нападения на дворец, то предложил своему другу:
– Ну что, Кац, вроде бы на завтра всё организовали, можно и успокоиться. Давай по пятьдесят грамм шустовского, и по койкам. Завтра тяжелый день, и нужно быть в форме на все сто. Эх, подсуропил ты мне, Кац, уговорив принять эту долбаную корону. Теперь даже выпить с устатку нельзя, приходится себя даже в этом ограничивать.
Продолжая жаловаться на жизнь самодержца, я между тем достал припрятанный коньяк, подошёл к маленькому столику, где уже давно стояло две рюмки, и до краёв их наполнил. Глянув на Каца, ухмыльнулся и подмигнул, после чего без тоста и не чокаясь опустошил рюмку. Затем от греха подальше и под воздействием сущности Михаила (бывшего гвардейца и гуляки) с силой бросил опустошённую рюмку в камин. Кац, принимающий в это время свою дозу, даже поперхнулся. Откашлявшись, он возмущённо воскликнул:
– Ты что, Михась, творишь – осколки теперь замучаешься вытаскивать! Ведёшь себя как дешевый барыга, которому наплевать на работу прислуги.
– Но-но, карась, с царём разговариваешь! Ты ещё не видел, как гусары поступают, когда завершают гулянку. Это знак тебе, что на сегодня наша пьянка закончилась. Пора в койку, господин министр.
Я хохотнул, а Кац, продолжая покашливать, молча показал мне кулак и направился к выходу из кабинета. Меня эта жизнь, когда нужно соблюдать кучу условностей, уже так достала, что я, плюнув на всё, прямо в мундире завалился на диван. Потом всё-таки встал, снял ремень и портупею, вытащил из потайной кобуры маленький «вальтер», засунул его под небольшую подушку-«думку», и только после этого выключил свет и уже цивильно улёгся на диван. Идти в спальню и ночевать там в одиночестве на огромной кровати я не хотел. Лучше уж так, по-фронтовому, – завтра злее буду и целеустремлённее. И ещё одна причина была, почему я не пошёл в спальню. И это именно императорские обязанности, которые я на себя взвалил. Как я мог уйти из кабинета, когда сам распорядился протянуть сюда линию связи и установить полевой телефон? Ничего страшного, если связисты ночью увидят своего императора без ремня, гораздо хуже, если он забывает свои же распоряжения. Вот я и улегся, ожидая стука в дверь пришедших связистов. Я понимал, что ждать придётся долго. Ведь в первую очередь распорядился протянуть линию связи к замаскированному посту, а уже потом заниматься новой линией связи.
Глава 9