Клембовский от имени командующего фронта потребовал от меня всем корпусом выступить на помощь 8-й армии и любым способом локализовать прорыв нашей обороны и не допустить дальнейшего продвижение неприятеля. То есть получалось, что мой план, согласованный с Брусиловым, накрылся медным тазом, и штаб фронта решил бороться с наступлением противника традиционными методами. Используя последние резервы, ударом в лоб попытаться остановить наступление германцев. Никто уже не думал о гигантских потерях, а они были неизбежны, и наверняка этот наскок кавалерии на напичканные пулеметами и артиллерией передовые части немцев закончится полным разгромом моего корпуса. А сейчас это, пожалуй, единственная на фронте крупная часть, которую не затронул тлен разложения. Не получалось у пропагандистов воздействовать на джигитов. Для казаков идеи всяких там очкариков и жидов тоже были чужды. Противников царя и продолжения войны быстро выявляли, объявляли шпионами и арестовывали. Нет, нельзя бросать корпус в эту мясорубку. Немцев все равно этим самопожертвованием не остановить.
Разговаривая с Клембовским по телефону, я напряженно думал, как похитрее избежать выполнения этого нелепого распоряжения. Если встать в позу перед Клембовским, то следом последует приказ командующего фронта, и я буду вынужден исполнять это прямое распоряжение. Поэтому заверил начальника штаба фронта, что лично поведу корпус в атаку на прорвавших фронт германцев. Вот только все дивизии корпуса перебросить быстро к месту прорыва германцев не получится. Две дивизии находятся на учениях, и потребуется не менее суток, чтобы подготовить их к маршу – передать приказ и снабдить необходимыми боеприпасами. Но я лично и находящиеся рядом с Житомиром подразделения 9-й кавалерийской дивизии выступим на помощь 8-й армии через несколько часов. Сформируем обоз с запасом боеприпасов и тут же выступаем. Разведчиков я направлю в сторону Ковеля сразу после разговора с начальником штаба фронта.
Клембовский даже несколько растерялся от того, как легко ему удалось убедить меня отказаться от идеи остановки наступления противника путем проведения рейдов по его тылам. Видно, плохи были дела у командующего 8-й армией генерала Каледина, если Клембовский согласился, что корпус будет контратаковать германцев разрозненно, а не мощным кулаком. Пусть даже полками, но лишь бы не дать метастазам паники проникнуть в глубь нашей территории и поразить личный состав частей фронта. Вот с этим я был согласен. Бессилие недавних победителей очень плохо скажется на моральном духе всех военных, да и гражданских тоже. По-видимому, решив, что он добился от командира корпуса согласия контратаковать прорвавшихся германцев, Клембовский начал сворачивать разговор. Тем более я ему сказал, что начну действовать, как только наша беседа завершится.
Я и начал действовать, только не так, как думал Клембовский. Из того, что пообещал начальнику штаба фронта, я собирался выполнить только одно – лично выехать в 8-ю армию и уже там решить, как использовать дивизии корпуса. А формально я уже наполовину выполнял обещание, данное Клембовскому, – 2-я бригада 9-й кавалерийской дивизии уже была на пути к месту прорыва германцев. Оставалось собраться самому и во главе оставшихся подразделений дивизии тоже выступить в район Киселин, где и был нанесен удар, прорвавший оборону 8-й армии.