Михаил II

После этих слов мы начали с Махно обсуждать, во-первых, сам процесс проникновения в тыл австрийцев, задачи, которые желательно там выполнить, и потребности отряда Махно в материально-техническом снабжении. Я посчитал это важным, так что не стал особо отвлекаться даже для разговора с Бековичем-Черкасским, который, осмотрев поле боя на пустыре, вернулся и попытался по-восточному пылко восхититься победой великого князя. Я прервал его цветистые выражения словами:

– Полно, князь! На войне, как на войне – удача сегодня была на нашей стороне. Вам тоже придется поучаствовать в этой операции – мои бойцы загрузили раненых в кибитку, и вам нужно как можно быстрей отконвоировать собранных на поле боя раненых к госпиталю в Житомире. Врачам скажите, чтобы они повнимательнее отнеслись к раненым бандитам, они нам еще пригодятся. Всё, князь, разговоры потом. Нужно спешить, а то не дай бог помрет кто!

Бекович-Черкасский согласно гукнул, изобразил нечто похожее на отдание чести и крикнул своим джигитам что-то по-кабардински. После чего вскочил на свою лошадь, стоящую рядом, и сопровождаемый остальными кабардинцами направился выполнять мое поручение. Ну а я вернулся к разговору с Махно. Разговор был трудный, вязкий какой-то. Махно уже адаптировался в своем положении и теперь старался выдавить с генерал-лейтенанта как можно больше обещаний по снабжению его отряда. Мне это надоело и я заявил:

– Нестор Иванович, ты прекращай тут требовать каких-то преференций – живой остался и радуйся этому. Я вообще-то командир корпуса, а не хозяин лабаза. Сам добудешь у австрийцев все, что тебе нужно. Моя помощь заключается только в том, что предоставляю тебе коридор для прохода в тыл неприятеля. Да и то там будут стрелять и могут находиться не подавленные пулеметные точки австрийцев. Поэтому если хочешь жить, твой отряд должен быстро проскочить линию фронта. Кто из твоих людей не успеет это сделать, вини себя – значит, плохих и неуклюжих бойцов набрал. А что оружие тебе нужно, ты мне не свисти. Трофим, которого я допрашивал до тебя, признался, что в Васькино находятся четыре тачанки с пулеметами и стоят два сарая, набитые винтовками, патронами и другим воинским имуществом. Там даже гранаты и динамит есть. Так что хватит из себя жлоба корчить, ты о деле думай, а не о том, как из генерала выдоить побольше оружия.

После моего монолога Махно перестал ныть о нехватке оружия, и мы сосредоточились на проработке плана проникновения в тыл австрийцам. Махно хотел попасть в тыл противника в районе Луцка, где-нибудь между городами Горохов и Владимир-Волынский. Мне, в общем-то, было все равно, и я согласился с его предложением. Нестор Иванович хорошо знал те места, много имел там знакомых. К тому же в Ковеле, расположенном чуть в стороне, была крепкая ячейка анархистов. С ними раньше тесно контактировал идейный вдохновитель Махно – Аршинов, который сейчас, по существу, был его заместителем. Часа два мы обсуждали все варианты проникновения в тылы австрийцев и дальнейшие действия там отряда Махно. Когда начали повторяться, я понял, что нужно заканчивать переговоры. Все равно все не предусмотришь, реальность сама покажет Махно, что нужно делать в нестандартной ситуации. Нестор Иванович, как показала история, талантливый командир и импровизатор.

Кстати об истории – она явно начала меняться. И дело даже не в факте моей встречи с Махно под Житомиром, а в том, что как я помнил из прочитанных книг, Нестор Иванович вышел из Бутырки только в 1917 году, после революции. Это я помнил точно, так как в юности прочитал много литературы о судьбах самых ярких представителей анархического движения. Наверное, поэтому я возился столько с Махно. Любой генерал, попади он в такую ситуацию, долго бы не разбирался с этим сбежавшим из тюрьмы бандитом, а тем более не предлагал бы ему сотрудничество. Приказал бы по законам военного времени расстрелять пойманного на месте преступления бандита. И не искал бы малейших зацепок, чтобы обойтись с пойманным беглым каторжанином помягче. Но память юности заставляла меня это делать. А школа взрослой жизни, когда каждый случай пытаешься использовать себе на пользу, заставила меня попытаться привлечь Батьку Махно к исполнению своего авантюрного плана. Он хорошо вписывался в мое представление о том, как должен действовать авантюрист, окруженный со всех сторон врагами.

Когда мы все-таки тронулись, Махно разместился в кузове «Форда», вместе с бойцами спецгруппы. И ехал он там уже не как пленный, а как будущий союзник. Я, в общем-то, опасался, что отношение к нему все равно будет негативное, но когда мы приехали в Житомир и я увидел вполне нормально общающихся Махно и прапорщика Хватова, то удивился. Несколько часов назад смертельные враги, а сейчас вели вполне приятельский разговор. Натуру прапорщика я знал, а значит, основную скрипку в примирении играл Махно. Мне стало понятнее, почему Махно стал лидером и его, в общем-то, любили люди, проживающие на той территории, которую контролировали отряды Батьки.