По усмотрению царя Михаила Федоровича должны были решаться дела о вотчинах, конфискованных когда-то «в опричнину з городом, а вотчинники высланы в земское, и раздаваны те их вотчины в поместье». В Москве хорошо знали, что вслед за опричными переселениями последовало запустение многих опричных земель и постепенный процесс возвращения вотчинников на свои земли, как законного, так и незаконного. Со временем создалась ситуация, когда у владельцев вотчин имелись старые грамоты на них, но не было царского указа об отдаче им назад таких вотчин, ставших «порозжей» землею уже после отмены опричнины. Таких владельцев с неявными правами на землю писцы обязаны были высылать за порукой в Москву «в государеве пене и во владенье». Старым вотчинникам необходимо было вместе с писцами «встать перед государем», а тот должен «им в тех землях указ учинить». Доклад царю Михаилу Федоровичу требовался и в других спорных случаях владения вотчинами без крепостей или по таким крепостям, где земля обозначена поместной, а не вотчинной. Самостоятельно писцы отписывали земли тех людей, у кого не было права на приобретение вотчин: «неслуживые люди, попы не к церквам и торговые мужики, и монастырьские служки, или холопи боярские». Напротив, писцы должны были принять меры, чтобы сохранить в составе землевладельцев атаманов и казаков, «сдававших» свои поместья и распродававших вотчины, чтобы избыть государевой службы.
Новые описания отменяли также прежние дозоры, запись в дозорных книгах первых лет царствования Михаила Федоровича переставала быть основанием для владения землей. В наказе писцам ссылались на то, что «дозорные книги погорели», и справедливо опасались, как бы предприимчивые дельцы не начали искать прежних дозорщиков и уговаривать их написать заново выписи из книг своего дозора, которые невозможно было бы проверить («станут… промышлять новыми выписьми и крестьян и бобылей и угодья умнут воровски приписывать, и от тово будет в земле смута великая, бедным обида»). Так завершилась более чем десятилетняя история дозоров послесмутных лет, к которым у московского правительства так и не возникло большого доверия. Одновременно утратили свое значение сыскные десятни первых лет царствования Михаила Федоровича. По указу 8 декабря 1627 года при проверке правильности перевода поместий в вотчину «за московское осадное сиденье» следовало учитывать разборные десятни 1621/22 года [249].
Писцы должны были собирать копии документов на земельные владения, переписывать их, составлять обыскные списки при умышленном запустошении тяглых земель, готовить чертежи своего межеванья в спорных случаях и все это, в случае необходимости, «класти перед государем… и государь… в тех земляных делех указ учинит». Согласно наказу, у писцов были полномочия по высылке землевладельцев к ответу в Москву, доправке пошлин и даже проверке состава семей дворян и детей боярских. Дело в том, что со времени общего разбора 1621/22 года появилось немало новиков, претендовавших на обеспечение своей службы поместьями. Отцовские поместья записывались за младшими братьями, а старшие «приискивали» себе тем временем новую землю. Писцовый наказ регламентировал обеспечение землей, когда единственные сыновья в семье верстались окладами «от отцов». В этом случае они должны были дожидаться вступления в свои права на поместье до окончания службы отца («ждать под отцом поместья»). Забота об учете новиков отразилась не только в наказе переписчикам. В 1627/28 году было организовано общее верстание новиков в Москве и по городам [250].
Наличие широких полномочий у писцов, естественно, создавало почву для злоупотреблений, и поэтому писцы ставились в определенные условия работы. Они должны были как можно быстрее составить чистовой вариант своих книг («и писцом начисто велети в книги писати перед собою часа ж того»). Первичную же документацию («полевые книги») требовалось хранить запечатанными «для береженья».
Надо сказать, что каждый день пребывания переписчиков на местах обходился очень недешево тяглым «мирам», платившим за их постой и обеспечивавшим их кормом и подводами. Поэтому, например, 14 октября 1627 года ряд писцов, которые описывали только уезды, а не посады, были отозваны в Москву, чтобы не создавать дополнительного напряжения тяглым людям («чтоб уездным людем от писцов продажи не было в кормех») [251]. Не давалось писцам отсрочки в их собственных земельных и судебных делах, чтобы они скорее завершали свою работу и не использовали ее в качестве предлога для судебной волокиты.