Михаил Булгаков и Юрий Слезкин

Как добывалось требуемое - через сопротивление Татьяны Николаевны, заявлявшей, что она все забыла, и давшей Булгакову клятву ничего о прошлом, с ним связанным, никому и никогда не рассказывать, - можно видеть из книги Яновской, в этом признающейся. Татьяне Николаевне предлагался не ею придуманный текст с наводящими вопросами. На что от 80-летней женщины следовал (следовал ли?) ответ: "Это так и было". "С ней, - пишет Яновская, - можно было разговаривать молча" (с.35,46-48). Книга Чудаковой вышла на год позже - после смерти Татьяны Николаевны. И тут появилось то, чего в книге Яновской нет, о чем она то ли не спросила, то ли умолчала.

Что же сообщила Чудаковой Татьяна Николаевна?

Как-то в голодное время начала 20-х гг. Татьяна Николаевна напекла пирожков. Неожиданно "пришли Стонов и Слезкин и все съели" (с.182). Чудакова добавляет: "К этим литературным знакомцам мы еще обратимся". Так, с применения слова "знакомцы", начинается оговор Слезкина (хотя приведенные слова легко истолковать и как признание тогдашней близкой дружбы, что удостоверяли и Минцлин и Любовь Евгеньевна в цитировавшихся воспоминаниях). Уж во всяком случае о "зависти" речи быть не могло, поскольку Чудакова позже, говоря о том времени, писала уже цитируемое: "Вся литературная компания Булгакова ("догудковская") признавала старшинство Слезкина, почти каждый был ему обязан" (с.221).

Касаясь литературного кружка тех лет "Зеленая лампа", собиравшегося у Слезкина, Чудакова говорит о чтении там романа Булгакова "Белая гвардия". При этом, нарушая канву рассказа, Чудакова вводит слова, приписываемые Татьяне Николаевне (опять на уровне сплетни): "Слезкин его обнимал, целовал после этого, а потом Михаил узнал, что за спиной он его ругал. Михаил сам мне об этом сказал" (с.22). Еще один оговор. Однако, если сравнить с тем, что сказано у Слезкина в дневнике, откуда у Чудаковой сведения о "Зеленой лампе", то мы увидим: первая, положительная часть фразы из него заимствована, а вторая выдумана (у Т.Н. выужена?). Ей - Чудаковой известно упоминавшееся ранее письмо Слезкина Булгакову от 27 августа 1923 г. Там сказано: "В Чернигове и Крылевце читал лекции о Москве где упоминал о тебе и Катаеве как о самых талантливых из молодежи работающих в "Накануне"... Что твой роман? Я на него очень надеюсь. Если книги наши уже пришли из Берлина - сделай милость, вышли мне по одному экземпляру твоей и моей книги. Тут их прочтут взасос!"

Что делает Чудакова? Чтобы затемнить совершенно очевидный смысл этого письма (и ответа на него Булгакова), автор "Жизнеописания", не воспроизводя его, неоправданно связывает с письмом С. Ауслендера, и вопросам поднимаемым в письме отношения не имеющим. Кроме того, разбивает текст письма Слезкина более чем спорным рассуждением об отношении Булгакова-литератора к быту и вставляет совершенно не относящийся к делу отрывок из письма Б. Пильняка (с.283-286).

Булгаков еще не окончательно закончил написание романа, еще читал его друзьям, а Слезкин уже отправил в "Накануне" сообщение о нем, опубликованное 9 марта 1924 г. Слезкин писал об обсуждении романа и делал вывод: "Мелкие недочеты, отмеченные некоторыми авторами, бледнеют перед несомненными достоинствами этого романа являющегося первой попыткой создания великой эпопеи современности". Чудакова упоминает об этой заметке, но цитируемое место опускает.

В том же марте 1924 г., даря "Дьяволиаду" Булгаков надписал ее: "Милому Юрию в память наших скитаний..." В 1925 г., как только вышла "Девушка с гор", Слезкин, вручая книгу Булгакову, пишет: "Дарю любимому моему герою Михаилу Афанасьевичу Булгакову". Чудакова "забыла", что ей принадлежит публикация этих строк!

И последнее: зачем было Слезкину в дневнике, закрытом от посторонних глаз и по прошествии 10 лет хвалить роман, если он ему не нравился? Вспомним: "Тогда у нас собирался литературный кружок "Зеленая лампа" - организаторами его были я и Ауслендер, вернувшийся из Сибири. Ввел туда я и Булгакова... Вскоре он прочел нам первые главы своего романа "Белая гвардия". Я его от души поздравил и поцеловал - меня увлекла эта вещь, и я радовался за ее автора". А в конце той же записи: "Талант Булгакова неоспорим..." "Завистник литературного успеха" такое вряд ли напишет.

Октябрь 1926 г. В МХАТе после долгих мытарств прошли "Дни Турбиных" Булгакова. "Ему, - пишет Чудакова, - впервые завидуют литературные знакомцы первых московских лет" (с.352). Подчеркнуто мной. Опять "забывчивость". Ведь, если верить словам, которые Чудакова приписывает Татьяне Николаевне, то зависть съедала Слезкина еще в 1923-24 гг. "Знакомцы" - Стонов и Слезкин. В доказательство приводятся два письма Стонова Слезкину от 7 февраля и 8 октября 1926 г. (с.352-353).