Бывший враг и соперник Микеланджело, великий зодчий Высокого Возрождения Донато Браманте, в свое время принял кардинальное и необратимое решение накрыть строящуюся церковь огромным классическим куполом[1383]. Браманте начал возведение четырех гигантских столпов, призванных поддерживать эту массивную полусферу, сложенную из камня. После его смерти в 1514 году этим проектом по очереди занималась целая плеяда архитекторов – Джулиано да Сангалло, фра Джокондо, Рафаэль, Перуцци. Многим из них хотелось придать первоначальному замыслу собственный облик, как это часто случается с архитекторами. Подобное желание было свойственно и ряду пап и высоких церковных сановников. История планов собора, их эволюции и совершенствования, весьма сложна и запутанна и по-прежнему вызывает споры. Впрочем, достаточно бросить взгляд на чертежи и эскизы разных авторов, чтобы понять, что проект этого великолепного здания на протяжении многих лет превратился в этакое чудо морское: по замыслу новых и новых зодчих оно то сжималось, то росло, то вращалось вокруг своей оси.
Антонио да Сангалло-младший дольше всех занимал пост главного архитектора собора. Сначала он был назначен помощником Рафаэля после смерти своего дяди Джулиано в 1516 году и в течение тридцати лет участвовал в строительстве собора, в основном на младших должностях.
В 1537 году, когда умер Перуцци, Павел III утвердил Антонио главным архитектором. За несколько лет тот разработал новый план, в некоторых отношениях отличавшийся от первоначальной концепции Браманте. Согласно замыслу Антонио да Сангалло-младшего, собор должен был иметь еще более впечатляющие размеры, чем здание, которое намеревались построить при Юлии II, и даже более внушительное, чем то, что было построено в итоге, а также элемент, не предусмотренный планом Браманте, а именно неф.
Идеал центрического, прямоугольного здания под круглым куполом весьма привлекал ренессансных гуманистов и зодчих, но не пришелся по вкусу части представителей духовенства, так как был не столь привычным и не подходил для совершения некоторых обрядов, например процессий. По этой причине базилика иногда «отращивала» неф, а здание тем самым принимало форму латинского креста. Антонио да Сангалло пристроил неф немалых размеров, но также удлинил стены по всем направлениям, и потому несколько сооружений Ватикана, включая, по мнению Микеланджело, Сикстинскую капеллу, пришлось бы снести, чтобы дать им место.
Мы можем хорошо представить себе, как выглядел бы собор Святого Петра, построенный по плану Сангалло, потому что архитектор потратил восемь лет и гигантскую сумму денег, чтобы возвести его деревянную модель устрашающего размера. Она сохранилась, это настоящий шедевр столярной работы XVI века, и, судя по ней, собор в исполнении Сангалло был бы помпезным, вычурным, перегруженным деталями и скучным.
В последнее время предпринимались попытки реабилитировать проект Сангалло, и можно действительно согласиться с тем, что ряд его деталей, например чудесный декор интерьера, производил бы более гармоничное впечатление, чем то внутреннее убранство, которое мы видим сегодня. Но нельзя отрицать, что в целом внешний облик здания вышел бы откровенно слабым: получилась бы напоминающая свадебный торт конструкция, на которой возвышались бы несколько ярусов колонн и пилястров, и, сколь бы велики они ни были в реальности, на фоне всего сооружения они выглядели бы просто маленькими и жалкими. Микеланджело тотчас же понял это и исправил ошибку.
Многие зодчие, приступив к проекту, над которым столь долго, потратив столь крупные суммы, работал их предшественник, просто оставили бы все как есть. Незадолго до смерти Сангалло не только увидел завершение своей модели, изготовленной под его руководством его учеником Антонио Лабакко, но и успел возвести немалую часть внешних стен по обеим сторонам средокрестия. Любые серьезные изменения в его концепции означали бы, что все им построенное придется снести.
Нет ничего более характерного для стиля Микеланджело, чем та энергия, уверенность и решительность, с которой он принялся сокрушать все, что предусмотрел его предшественник. В очередной раз его вынудили взяться за проект, сломив его глубочайшее внутреннее сопротивление. Однако не успел он заняться нежеланным заказом, как ощутил прилив творческих сил, а его воображение воспарило. Вскоре его посетил куда более радикальный замысел, чем тот, что виделся папе. И все это несмотря на тот факт, что ему было более семидесяти лет, он тяжело переживал смерть своих близких и чуть не умер дважды за прошедшие два года. Он продолжал бурно и неудержимо извергать идеи, словно вулкан – лаву, его творческая фантазия была неистощима. Можно предположить, что новые художественные замыслы в принципе давали ему силы жить, невзирая на все скорби и печали, все беды и тяготы.