Микеланджело. Жизнь гения

Альфонсо так и не получил его, хотя в конце концов Рафаэль предложил ему картон к «Архангелу Михаилу», посланному во Францию[876]. Faute de mieux, за неимением лучшего, Альфонсо согласился. Рафаэль просто не мог отвлечься от более важных заказов для более могущественных клиентов, если только не решил отомстить герцогу Феррарскому за то пренебрежение, которое он продемонстрировал несколько лет тому назад, восхищаясь фресками Микеланджело в Сикстинской капелле и не удостоив даже взглядом фрески Рафаэля в Станцах. Однажды, когда нарочный герцога пришел в дом Рафаэля, слуга сообщил ему, что господин-де наверху и никого не принимает, так как пишет портрет Кастильоне[877]. Рафаэль изнемогал под бременем множества заказов: кроме собора Святого Петра, он разрабатывал проект огромной роскошной виллы в классическом вкусе, задуманной как римская резиденция семейства Медичи, а также проектировал дворцы для лейб-медика папы Якопо да Брешия и для Джован Баттисты Бранконио д’Аквила, и расписывал фресками еще одни покои в Ватикане.

Неудивительно, что в декабре 1518 года, когда Себастьяно выставил на всеобщее обозрение в Ватикане свою законченную картину «Воскрешение Лазаря», Рафаэль даже не приступил к конкурирующему алтарному образу «Преображение». Микеланджело снабдил друга эскизами: он помог изобразить фигуру почти обнаженного Лазаря, собравшихся вокруг него людей и почти наверняка Христа, властным жестом повелевающего Лазарю восстать из могилы. Венецианский патриций Маркантонио Микиэль увидел ее и записал в дневнике, что ее превозносили все, включая папу[878].

Микеланджело помогал Себастьяно, но подобное сотрудничество отнюдь не было чем-то неслыханным. Очевидно, Леонардо да Винчи оказал немалую помощь Джованни Франческо Рустичи, когда тот изготавливал бронзовые скульптуры для Флорентийского баптистерия в 1506–1511 годах, возможно надеясь возвысить потенциального соперника Микеланджело и упрочить положение конкурирующего с ним ваятеля[879]. Однако степень участия Микеланджело в ряде наиболее крупных работ Себастьяно не знала себе равных и была чревата потенциальными конфликтами. Венецианский художник, докучливый, склонный к безудержной лести и интригам, лишь осложнял жизнь Микеланджело и, вероятно, постепенно начал утомлять его.

Себастьяно дель Пьомбо. Воскрешение Лазаря. 1517–1519

Возможно, Рафаэль хитроумно решил выждать, пока Себастьяно не представит вниманию публики готовую картину, и лишь потом начать свой собственный алтарный образ. Эскиз, относящийся к ранним этапам работы, свидетельствует, что в это время он намеревался запечатлеть одно лишь Преображение, но впоследствии добавил сцену, изображающую апостолов, которые остались у подножия горы Фавор, не в силах в отсутствие Христа изгнать бесов из одержимого отрока[880]. Последний вариант позволял ему лучше продемонстрировать свое блестящее мастерство. В финальной версии он изобразил и свет – исходящее от Христа на вершине горы сияние, и тьму, тени и столпотворение внизу, там, где разворачивается драма. Если сравнить картину Рафаэля с работой Себастьяно, можно прийти к выводу, что он в последний раз сделал то, что удавалось ему столь безупречно: многое почерпнул из произведений соперников, многое заимствовал, органично включил в свое собственное произведение и перевоплотил в свои собственные, неповторимые образы.

Композиция нижней части «Преображения» весьма напоминает «Воскрешение Лазаря»: и в том и в другом случае перед нами сеть из словно переплетающихся простертых рук и яростно указующих куда-то перстов. Однако у Рафаэля композиция предстает более уравновешенной, более гармоничной и более продуманной, вероятно, отчасти потому, что была детищем одного воображения, а не неловким сочетанием фигур, выполненных Микеланджело, и толпы и пейзажа, задуманных Себастьяно.

Рафаэль уделял «Преображению» большое внимание и работал над этой картиной вплоть до последней внезапной болезни. Вазари так описывает прощание с умершим живописцем: «Когда тело его было выставлено в той зале, где он работал, в головах был поставлен алтарный образ, на котором только что им было закончено Преображение для кардинала деи Медичи, и при виде живой картины рядом с мертвым телом у каждого из присутствующих душа надрывалась от горя»[881].

Пандольфо Пико делла Мирандола писал Изабелле д’Эсте, что папский двор «погрузился в глубочайшую, неизбывную скорбь, утратив Рафаэля, который, как все ожидали, создаст истинные чудеса живописи». Едва ли не святотатственно он замечает: «Небеса ниспослали по смерти его знаки, наподобие тех, что сопровождали распятие Христа: земля потряслась и камни расселись»[882]. Стены Ватиканского дворца содрогнулись, и Лев, горько оплакивая смерть своего любимого живописца, скрылся в уединении.

Рафаэль. Преображение. 1518–1520