Микаэл Налбандян

Словно по какой-то неведомой предопределенности самые великие испытания судьба предуготовляет для истинно великих мужей. И ни Степанос Назарян, ни его молодой и пылкий друг не заметили, что именно в тот период, когда готовилось издание «Юсисапайла», появился тот, которому было суждено подвергнуть их настоящим испытаниям.

Вернее сказать, заметили, но никто не заподозрил в архимандрите Габриэле Айвазовском того, кто должен был сыграть в жизни Налбандяна поистине роковую роль.

У Степаноса Назаряна, обладавшего большим жизненным опытом, чем Микаэл, возникли кое-Какие подозрения, однако весьма смутные. В одном из своих писем друзьям, отправленных в этот период, он писал:

«Святой отец Габриэл Айвазовский недавно был здесь, встретился и с нами; поговорили несколько минут. Довольно мягкий и вежливый человек, и среди нашего армянства должен быть довольно любезен. И действительно: отслужил обедню в Москве и прочитал проповедь, до небес вознеся лазаряновские благодеяния. Сейчас Айвазовский в Петербурге и, как ходят слухи, собирается построить в Феодосии училище».

Слухи о том, что Айвазовский собирается основать в Феодосии школу, были, несомненно, верными. Но в Петербург он отправился не только с ходатайством об открытии школы. Во всяком случае, в северной столице его удостоили аудиенции министры иностранных и внутренних дел. Имел он встречи также с Лазарянами, Делеановым, Абамеликом и другими видными армянами.

Какие пели преследовал бывший католический священник в Росспи? Ради каких вынашиваемых им планов вступал Айвазовский в контакты с представителями армянской знати и правительственными кругами? И наконец, кто был вообще этот Габриэл Айвазовский?..

Если Цели и планы его в то время оставались неведомы, то личность его была достаточно известной, однако не всем!

Ему было уже сорок пять, когда он приехал в Россию. И соответственно своему зрелому возрасту имел он и столь же «богатую» биографию.

В отличие от Мкртича Эмина «вес» этого церковника-ренегата обусловливался не его научными заслугами, а двуличным поведением, угодливостью лакея к власть имущим, лакея, не чурающегося также распускать грязные слухи и писать тайные доносы.

С юного возраста получив католическое воспитание, он свыше трех лет служил в Мхитаристской конгрегации на острове Святого Лазаря. А затем, как сообщает Очевидец, «сатанинством перебрался в Парил?» и стал издавать журнал «Масьяц ахавни» — «Голубь Масиса». Перешагнув за сорок, Габриэл Айвазовский вместе с двумя своими друзьями-католиками, братьями Галфаян, переменил веру и вновь вступил в лоно армянской просветительской церкви. Эта смена веры произошла после его решения перебраться в Россию.

Известно, что в основе вероотступничества лежат два основные движущие причины. Первая — насилие, когда нещадно угнетаемый народ заставляют принять веру Завоевателей, чтобы, ассимилировав, нейтрализовать его. Второй причиной является, наверное, ущемленное самолюбие той или иной личности, неудовлетворенное тщеславие и просто алчность.

Следовательно, отринув католицизм и приняв православие, Габриэл Айвазовский стремился удовлетворить как свое самолюбие, так и алчность и тщеславие (поскольку первая причина тут исключалась). Он метил ни больше ни меньше как на место католикоса и уповал, разумеется, на авторитет своего прославленного брата — художника Ованеса Айвазовского и его связи во влиятельных сферах… Протекция и связи, конечно, само собой, но для осуществления своих планов требовалась Габриэла Айвазовского и собственная инициатива, более что ему было уже за сорок и он обладал «богатой» биографией.

Габриэл Айвазовский избрал самый короткий и надежный путь.

Вступив в переговоры с русским посольством в Париже, он предложил свои услуги и изъявил готовность обосноваться на юге России и под эгидой правительства взять в свои руки дело просвещения армян. В представленной послу России графу Киселеву памятной записке Габриэл Айвазовский предлагал открыть где-нибудь на юге России школу, которая должна была стать духовно-теологическим центром, и ее воспитанников — а с их помощью и весь армянский народ — превратить в покорных слуг царского правительства, удержав их от истинного просвещения, а следовательно, и от идей национального самосознания и освободительной борьбы, которые, распространившись в Европе, уже начинали волновать и народы империи.

Поэтому прием, оказанный Габриэлу Айвазовскому в Петербурге, выглядит вполне понятным и естественным.