Микаэл Налбандян

Однако Микаэл, еще не успев приступить к своим новым обязанностям, заразился холерой. Уже в третий раз прокатывалась по России эта страшная эпидемия, на этот раз она продлилась целых четырнадцать долгих, нескончаемых лет и унесла в могилу около полутора миллионов жизней. Налбандян выжил чудом, и первое, что он сделал после выздоровления, это известил Веапетяна не столько о своем исцелении, сколько об отказе от духовного звания.

Микаэл Налбандян — Маттеосу Веапетяну.

9 августа 1848 г.

«Смертоносная холера захватила меня в когти свои, из коих я хоть и вырвался от смерти милостью божьей, однако след когтей лютой болезни моей в виде обмороков и даже ослабления сердца остался во мне и к сему времени после многих трат моих на врачей и лекарства окончательно утвердился во мне, оставшись неизлеченными, посему и не могу я вовсе оставаться в звании духовном, почему и желаю вновь вступить в число податного сословия императорского… Посему обращаюсь с надеждой к Вашему высокому преосвященству и нижайше прошу предложить Просветительскому Армянскому Синоду Эчмиадзина отныне освободить меня от духовного звания, если пожелает, а если не распорядится, то уничтожить первое мое дело и отослать обратно грамоту об освобождении».

Маттеос Веапетян серьезно занялся вопросом о здоровье Микаэла. Он приглашал известных врачей, а когда возникла надобность в более тщательном обследовании, послал Микаэла к лучшим врачам Кишинева и Одессы.

А что касается отказа от духовного звания, то Микаэлу в ближайшие годы предстояло еще немало испытать, прежде чем католикос Нерсес Аштаракеци вместе с кучей других бумаг не подписал и его прошение.

…Должность секретаря-письмоводителя дала Микаэлу возможность еще ближе познакомиться с жизнью, бытом, тревогами и горестями простого народа в пределах уже не одного Нахичевана.

Юный секретарь отличался деловитостью, удивительно четкой логикой и умением схватывать явление во всей его глубине, благодаря чему он блестяще справлялся со своими обязанностями.

Прошло совсем немного времени, а слава о нем распространилась уже по всем армянским поселениям Крыма и Бессарабии, а в Армянском округе он считался уже авторитетом. «О, этот секретарь Налбандян… — говорили про него. — Он может сделать все!»

Благородное чувство признательности и верности было для Микаэла величайшей духовной ценностью. Кроме стремления восстановить попранные права своего учителя, он по мере своих возможностей старался хоть чем-нибудь быть полезным Габриэлу Патканяну, хоть как-то облегчить его участь. И хотя Рафаэл, сын Патканяна, никогда не был и никогда не станет Микаэлу «братом родным», секретарь епархиальной консистории не избегал в случае необходимости издалека оказывать помощь даже ему.

Микаэл Налбандян — первоприсутствующему духовного управления архимандриту Епрему Алтунянцу.

15 сентября 1851 г.

«Ученик Лазаревского института Рафаэл Патканян находится у вас с целью поступить в академию. Я как брат его родной, а также сын его родителя, моего благодетеля, сим искренним письмом обращаюсь к вашей высокой чести с просьбой не пожалеть вашего участия в исполнении намерения Патканяна, чем вы меня безмерно обяжете».

Исключительно и его внимание к семье. Подспудно существующие в семье мастера Казара оттенки отчужденности, которые обязательно всплывут в не столь уж далеком будущем и даже в самые тяжелые моменты жизни не пощадят Микаэла, никогда не имели значения для «незаконнорожденного» Налбандяна.

Разъезжая по делам, Микаэл всегда с готовностью выполнял поручения родных. Например, просьбы Серовбэ, своего брата, который имел аптеку и каждый год ездил в Харьков — покупать товары на ярмарке. Расходы на эти поездки могли бы значительно сократиться, имей Серовбэ точные сведения о рынке, имей он там на месте надежного человека…