Что и подтвердил замертво рухнувший старшина Шмугляков.
Падая между столом майора и Микой, уже мертвый Шмугляков своим огромным и дохлым телом чуть не перевернул стол начальника Особого отдела, оказавшись на полу у самых Микиных ног…
– Ну надо же было так нажраться, Шмугляков! – возмутился майор. – Предупреждал же, что еще работать и работать!…
Он попытался было вскочить из-за стола, но Мика внятно и громко сказал:
– Сидеть, сволочь! Ты – следующий…
И Кучеравлюк, словно памятник самому себе, застыл на своем стуле.
А Мика усмехнулся и произнес фразу, которую майор Кучеравлюк никогда не слышал в своей жизни:
– Молилась ли ты на ночь, Дездемона?…
Но тут с грохотом распахнулась дверь землянки Особого отдела, ворвалась ледяная стужа вместе с командиром полка, Героем Советского Союза подполковником Вась-Вась Шмаковым, находящимся в состоянии яростного и мощного предутреннего похмелья!
На Шмакове поверх гимнастерки почему-то была надета расшитая ненецкая малица с капюшоном, отброшенным на спину. Эту малицу оленеводы еще осенью подарили Вась-Васю на какой-то торжественной смычке. И неизвестно, что там у себя в землянке сейчас изображал Вась-Вась в этой малице…
За спиной у командира полка – Микины штурман и стрелок-радист. У штурмана в руках шлемофон Мики и его американские унты с автономным подогревом. У стрелка – Микин меховой комбинезон.
Вась– Вась Шмаков видит своего любимчика Мишку Полякова со связанными руками позади спинки стула, задирает малицу, словно юбку, вытаскивает из-под нее пистолет и с криком «Счас я весь ваш отдел в распыл пущу к е… матери!…» два раза стреляет в потолок!
Сверху на стол начальника Особого отдела сыплются щепочки и ягельная труха, но майор Кучеравлюк, сидящий за столом, остается недвижим.
Так же, как и дохлый старшина Шмугляков, валяющийся на полу.
Зато из-за занавески раздается истерический крик проснувшегося и ничего не понимающего дознавателя отдела старшего лейтенанта Пасько:
– На помощь!…
– Мишку развязать!!! – командует Вась-Вась Шмаков, а сам бросается к занавеске, разделяющей землянку на две половины – служебную и личную.
Отдергивает разъяренный Шмаков занавеску, берет Пасько за шиворот, волочет через служебную часть и вышвыривает его на мороз.
Освобожденный Мика уже втиснулся в комбинезон, уже сует ноги в свои роскошные унты, а Шмаков хватает со стола портрет Булганина, срывает с него Микииу медаль, сует ему ее в руки:
– Держи, мудило! Не умеешь водку пить не берись! Ас херов.
Порванный и проколотый Микиной медалью портрет министра обороны вместе с рамочкой Вась-Вась сует в печь, где догорает ведро с бензином. Портрет Булганина тут же вспыхивает веселым пламенем. Туда же летит и донесение «агента-инкогнито»…
Майор Кучеравлюк с широко открытыми глазами неподвижно сидит за своим столом. За дверями землянки на морозе жалобно скулит Пасько.
Шмаков сплюнул, распорядился:
– Впустить!
Стрелок-радист открыл дверь землянки. Вполз синий Пасько.
Вась– Вась спрятал пистолет под малицу, взял трубку полевого телефона, нажал на кнопку вызова связи, заорал на весь остров:
– Ну-ка, быстренько мне санчасть! Шмаков говорит!… Что значит «не отвечают»?! Звони еще раз, а то я тебе яйца вырву!… То-то же! Доктор? Доктор, мать твою в душу! Женя! Женька!… Это Шмаков. Пулей в Особый отдел! Чепе тут у нас!… Перепились говноеды, и… – Не наклоняясь, Шмаков ногой повернул на полу голову Шмуглякова, посмотрел на него и сказал в трубку: – Один – труп… – Глянул на застывшего, неподвижного начальника Особого отдела и добавил: – Второй вроде бы наполовину…
… Так и получилось, как сказал Вась-Вась Шмаков.
У старшины Шмуглякова на фоне сильного и многодневного употребления алкоголя – остановка сердца с летальным исходом, а…
…у начальника Особого отдела майора Кучеравлюка на этой же почве полная потеря функций движения, органов слуха и речи, а также сфинкторных свойств…
– Чего, чего?… Каких свойств? – переспросил Шмаков.
– «Чего-чего»… – недовольно сказал капитан Евгений Иванович Егорушкин, начальник санчасти полка. – Гадить будет под себя до смерти! Ссаться… Да он уже… Вы что, не чуете?
Все потянули носом. Почуяли. Как из несмытого горшка.
– Одним словом, лучше бы он помер, – сказал Евгений Иванович. – Каталепсия есть каталепсия.
Из– за этого чепэ -чрезвычайного происшествия – Мике так и не дали старшего лейтенанта.
Наверное, слухи о «награждении» маршала Н. А. Булганина лейтенантом M. С. Поляковым каким-то образом все-таки дошли до командования на материке. Может быть, дознаватель Пасько постарался, а скорее всего не удовлетворенный результатами реакции на свою героическую бдительность и беспримерный патриотизм снова подсуетился «агент-инкогнито»…
По повторному представлению звание старшего лейтенанта Михаил Поляков получил лишь через полтора года – восемнадцатого августа сорок восьмого, ко Дню авиации. И сразу же был назначен командиром звена.