Стишата были крайне сомнительного качества, но в то время пелись во всех авиационных подразделениях Советской Армии без исключения! Пелись искренне, празднично и лихо:
Слева от уже совсем пьяного Мики сидел его штурман Алик, справа – стрелок-радист Леха. Штурману было девятнадцать лет, стрелку – двадцать один.
– Командир, вы б закусывали… – тоскливо шептал Мике в ухо стрелок-радист.
– Леха прав, командир, – в другое ухо нашептывал Мике его молоденький штурманец и стыдливо поглядывал по сторонам – не видит ли кто, как надрался их командир. – Хоть немножечко, а покушать…
– Цыц, салага!… – еле ворочая языком, сказал двадцатилетний командир экипажа своему девятнадцатилетнему штурману. – А то я не знаю, что нужно делать?!
Неожиданно пьяный Микин глаз уперся в большой бумажный портрет министра обороны Н. А. Булганина, висевший в рамочке над чьей-то койкой.
– Эт-т-то еще что такое?! – заорал Мика, не отрываясь от портрета Булганина. – Мы, можно сказать, все в порядке – при медалях, бля, а про Николая Александровича, про нашего министра, ебть, забыли, суки?! Всем встать!!! На портрет министра обороны Союза Советских Социалистических Респубик товарища Николая Александровича Булганина равня-а-айсь!…
Кто с дикого перепугу, кто в бесшабашном, веселом желании поучаствовать в Микином пьяном спектакле встали и вытянулись, как на параде.
С диким трудом Мика вылез из-за стола и в одних «унтятах» – таких полярных коротких чулочках мехом внутрь – вскарабкался на койку, над которой висел портрет Булганина.
Отцепил от своей гимнастерки новенькую юбилейную медаль, зычно скомандовал:
– Смирно!!!
…и в абсолютной тишине приколол эту медаль к бумажному портрету министра обороны. Точно под всеми орденскими планками министра.
– Вольно!… – рявкнул Мика.
Но тут силы его покинули, и он рухнул На эту же койку, с которой только что «награждал» Булганина. И тут же под общий хохот захрапел на всю землянку…
… Под утро, когда все уже спали и в землянке было более чем прохладно, Мика, наверное, достаточно протрезвевший во сне, уже не храпел, а, завернувшись в два одеяла, спокойненько спал на той же койке, на которую рухнул еще с вечера.
Портрета Булганина с Микиной медалью над койкой не было…
Мику разбудил сильный жесткий толчок в бок. Мика с трудом открыл глаза и увидел нависшую над собой могучую фигуру сотрудника Особого отдела полка старшины Шмуглякова.
Шмугляков держал в руке Микин пистолет «ТТ» в кобуре с поясным ремнем, тыкал им Мике под ребра и гундел над ухом:
– Поляков, подъем!… Лейтенант Поляков, подъем, кому говорят?! Давай, давай, открывай зенки! Майор Кучеравлюк вызывают…
– А не пошел бы ты вместе со своим майором подальше, а, старшина!… – сонно проговорил Мика и снова завернулся в одеяло. – Положи мою пушку на место и вали отсюда, а то я сейчас всю эскадру подниму!…
Но старшину ЭТОГО ОТДЕЛА в сорок седьмом году не мог испугать никто! Шмугляков положил Микин пистолет к себе в карман куртки, рывком поднял лейтенанта М. Полякова с койки, одной своей огромной лапищей зажал ему рот, второй аж до хруста заломил руку за спину и потащил его к выходу из землянки в одной гимнастерке, шароварах и «унтятах» – в предутренний тридцатиградусный мороз…
На счастье, за всем этим одним глазом из-под одеяла с соседней койки наблюдал Микин стрелок-радист Леха.
Как только за Шмугляковым и Микой захлопнулась дверь, Леха вскочил, растолкал своего штурмана младшего лейтенанта Алика и без соблюдения малейшей субординации забормотал ему прямо в его бессмысленные ото сна глаза:
– Алик! Алька, проснись!… Мишку, нашего командира, «особняк» увел! Алик, е-мое! Проснись, тебе говорят!…
– Что?… Что делать?!
Алик очумело вскочил, стал суматошливо натягивать на себя меховой комбинезон и унты. И случайно увидел, что над пустой койкой, откуда увели Мику, нет портрета Булганина…
– Гляди, Леха!… – прошептал Алик и показал на то место, где еще вчера висел портрет с настоящей медалью Мики Полякова.
– Все… Пиздец! – потерянно проговорил Леха. – Кто-то отволок эту херню «особнякам» и стукнул на Мишку… Проститутки дешевые! Бежим к Вась-Вась Шмакову! Теперь только на «Героя» надежда…