Мика и Альфред

Так жалко стало себя, Левушку Тауба жалко стало – верного, мудрого и замечательного друга, блестящего, остроумного новеллиста, умевшего быть беспощадно саркастичным и безгранично лирически добрым и трогательным…

Почему это в Германии называется «писатель-сатирик»?!

В дикой, разрывающей сердце тоске Мика погладил руку Альфреда, проглотил слезы и подымал невероятное: «Как хорошо, что гроб закрыт наглухо и Леонхард Тауб – Лева, Левушка – не видит всего этого фальшака, всей этой пошлятины, которая уж совсем не по Божьему праву сопровождает его в последний путь!…»

***

– Не пей! Не пей больше, Микочка!… – умолял Альфред, пытаясь улететь с бутылкой джина.

Но Мика крепко держал бутылку, и Альфред беспомощно трепыхался в воздухе на уровне Микиного лица.

– Лучше смотайся в холодильник за льдом… Еще три-четыре сантиметра, и все!… Тащи лед! – приказал Мика.

– Хорошо, хорошо!… Я принесу лед… Но дай мне слово, что это будут последние три сантиметра!…

– Смотря откуда мерить, – пьяно ухмыльнулся Мика. – Я буду мерить от верха стакана!

– Ты будешь мерить от низа стакана! – закричал Альфред.

– Я что, пьяный?! Нет, ты скажи, я – пьяный?!

– Я не боюсь, что ты будешь пьяным! Я боюсь твоей язвы… Вспомни, что говорил профессор Эссер!… Ну, хочешь, я тебе телевизор включу?

– На хер мне твой телевизор?! Вали за льдом, Альфредик… Левушку помянем… Помянем мы с тобой Леонхарда Тауба – друга нашего незабвенного, талантливого… Не нужно льда, Альфредик… Не улетай никуда… Не оставляй меня. Побудь рядом… Никого у меня не осталось, кроме тебя, Альфред. Налей мне самую чуточку… Ах, если бы ты мог со мной выпить!…

Мика выпустил из рук бутылку и горько расплакался. Альфред осторожно налил ему в стакан немного джина. Тихо спросил:

– Тоник нужен?

– Немножко… – всхлипывая, с трудом проговорил Мика. – Совсем старик расклеился! Прости меня…

– Не говори глупостей! – Альфред разбавил джин тоником, протянул Мике стакан: – Держи…

Мика поднял стакан вверх, посмотрел сквозь низкий белый потолок куда-то в таинственное фиолетовое пространство, в черную звездную бесконечность и сказал:

– Левушка… Дружочек ты наш!… Подожди меня ТАМ… Сколько мне еще осталось?… Глядишь, и свидимся… Только я ради тебя, Левушка, ради таких, как ты, еще ЗДЕСЬ кое-что должен сделать… Вот только что?… Что, Лева?! Молодые – те сами выгребутся… Вон они какие умненькие стали, ловкие, по-английски говорят… А наше русское старичье подрастерялось… Прав был Степка! Актеры в кочегарках работают… Литературоведы и поэты на рынках ларьки охраняют!… Телевидение немецкое, суки, в Москве и Ленинграде сюжетики снимает для своих вонючих программ – как наши кандидаты наук в помойках роются!!! Как бляди с голодухи толпами в Москву прут – на улицу Горького, на Тверскую, мать ее!… У мужиков в России средний возраст – пятьдесят – пятьдесят пять!… И в ящик! Без права на жизнь, Левушка…

Мика залпом выпил джин. Поставил стакан на стол, усадил Альфреда себе на колени, склонил свою седую голову на его маленькое плечо. И пьяненько спел всего лишь одну строчку:

Мы с тобой два берега у одной реки…

И вдруг повторил совершенно трезвым и пугающе жестким голосом:

– Мы, Альфред, с тобой два берега у одной реки под названием Стикс!

***

Ночью Альфреду и Мике приснился один и тот же сон…

… Будто бредут они босиком по солнечному океанскому берегу СВОЕГО острова, и теплая низенькая накатывающаяся волна с пенными завитушками ласково стелется им под ноги…

Слабенький ветер лениво шевелит верхушки очень высоких пальм, устремленных в синее солнечное небо…

… А за пляжем, в глубине зарослей, пестрящих поразительными, невиданными цветами, – белые низкие домики с распахнутыми дверями… И Мика, и Альфред знают: в домиках этих пока никто не живет, двери их симпатично и гостеприимно открыты для новоселов…

… На одной, самой высокой, пальме – белый флаг с красным крестом. А под этим флагом – сверкающая клиника для пожилых людей. Мало ли, вдруг кто-нибудь прихворнет!…

… Высоко-высоко в сине-солнечном небе летит очень белый большой беззвучный самолет… Ни Мика, ни Альфред никак не могут понять – что за конструкция такая?! Где гул двигателей, где привычный звук в небе?… И все равно Альфред, очень взрослый, интеллигентный русский Домовой, радуется как ребенок!…

… Но теперь уже Мика и Альфред стоят не на берегу океана, а в глубине острова, у СОБСТВЕННОЙ сверкающей взлетно-посадочной полосы СВОЕГО аэродрома…

Стоят и вглядываются в дрожащий от жары воздух, откуда должен появиться этот невиданный бесшумный самолет…

… Вот! Вот он вышел на прямую и заходит на полосу!…

В лучах островного солнца самолет сверкает в небе до боли в глазах… Мика и Альфред с трудом вглядываются в приближающийся фронтальный силуэт самолета и видят, что у него НЕТ ДВИГАТЕЛЕЙ!…

– Мика! Ты же говорил, что в самолете должны быть моторы?!

Мика растерян:

– Я и сам ничего не понимаю, Альфред… Может быть, это какой-то новый тип планера?… Я так давно сам не летал…