Миграции

«Если крачки еще не вымрут и это окажется возможным и не слишком затруднительным, я хотел бы, чтобы прах мой был развеян там, куда они улетают».

Бушующий океан унимается. Я встаю, наконец-то обретя уверенность.

— Можем мы эксгумировать его тело? — спрашиваю я.

Пенни ошарашена.

— Что… но ведь совершенно невозможно… их больше нет.

— Неправда, — говорю я. — Пока есть. И я знаю, куда они улетают.

— Откуда?

— От Найла.

НА БОРТУ «STERNA PARADISAEA»,

ЮЖНАЯ АТЛАНТИКА.

СЕЗОН СПАРИВАНИЯ

Ледяное поле перед нами изумительно и великолепно — просто дух занимается. Оно царит над всем этим суровым миром, будто подлинное сердце его вселенной. Оно внушительно, нетронуто и совершенно невозмутимо.

А еще оно пусто.

Пусть я их и отпустила, сказала себе, что все кончено, в глубине души я, видимо, все-таки ждала увидеть в небе стаи птиц или бескрайний лед, усеянный тюленями или другими существами — хоть чем-то живым. И вот «Sterna paradisaea» медленно приближается к берегу, обходя большие плавучие льдины, а я не вижу на всем этом огромном пространстве никакого движения, и сердце мое разбивается снова.

— Знаешь, где мы находимся? — спрашиваю я у Энниса.

Воздух то и дело разрывает непривычный треск: куски льда откалываются от шельфа и с грохотом, превосходящим по силе раскаты грома, обрушиваются в океан. Я не ждала таких звуков.

Подходим к Антарктическому полуострову. Пойдем восточнее, к морю Уэдделла.

Я во все глаза смотрю на приближающуюся сушу.

И вдруг понимаю: что-то не так. Они всегда улетали к морю Уэдделла. Именно в этой части Антарктиды всегда кишела жизнь, так же как и на Земле Уилкса в северо-восточной части материка, куда крачки направлялись, если летели через Австралию, а потом сворачивали к югу — такое случалось.

— Погоди, — говорю я. — Можешь сбавить ход?

Эннис слегка дает ручку от себя и вопросительно на меня смотрит.

Не знаю, как выразить в словах эту внезапную неуверенность.

— Они всегда летали в эти места. Море Уэдделла или Земля Уилкса.

— До Уилкса нам с таким запасом топлива и продовольствия не дойти. На это нужно месяца два.

Я качаю головой. Я не об этом, видимо, не об этом. Мозг работает стремительно, прокапывается к обрывкам воспоминаний о том, что я слышала от Найла на семинарах, читала в его трудах, в тысяче чертовых статей, которые он об этом написал. За морем Уэдделла и Землей Уилкса всегда пристально наблюдали, потому что именно туда и мигрировали самые разные животные. Теперь нам известно, что ни в одно из этих мест никто больше не добирается: все виды, способные забраться так далеко, вымерли: все, кроме крачек.

Гарриет постоянно твердила: придет время, когда они будут улетать в место поближе и питаться чем-то другим. Найл считал, что они все равно полетят на лед, потому что таков их опыт, они не прекратят, пока останется рыба — или пока они не вымрут.

— Давай направо, — говорю я. — Поворачиваем.

— Зачем? Да на западе ничего!

— Давай, говорю, на запад!

Эннис громко матерится, однако направление меняет, бежит переставлять грот. Путь наш пролегает по океану, полуостров и Южные Шетландские острова остаются слева; возможно, я рехнулась окончательно, возможно, сама мысль, что я способна на такую догадку, — полный бред, возможно, я только что погубила нас обоих.

Морякам случалось пропадать в море Росса. Здесь негде укрыться, спрятаться от непогоды, а в феврале оно замерзает, уже не войдешь и не выйдешь.

Сегодня третье января. Возможно, мы никогда отсюда не выберемся.

Эннис поворачивается ко мне. Без всякой видимой причины ухмыляется и стремительно салютует. Я откликаюсь. Пошло оно все. Чего нет-то?

Потому что мне вдруг приходит в голову, что, если это конец, подлинный и непоправимый, если ты совершаешь миграцию, последнюю не только в твоей жизни, но и в жизни всего твоего вида, раньше останавливаться нельзя. Даже если устал, изголодался, утратил надежду. Нужно двигаться дальше.

Наша стальная яхта, помятая и покореженная, упорно продвигается вдоль антарктического побережья, мы все время таращимся в сияющий простор из снега и льда, боясь даже моргнуть — вдруг что-то пропустим. Погода меняется стремительно. Температура опускается до минус двух. На море волнение. Эннису скучать некогда: приходится обходить плавучие ледяные горы, которые когда-то крепились к суше, а теперь вырвались на свободу. В море они обрушиваются с громким плюхом. Он называет их ворчуньями: любая из них способна нас перевернуть или утопить.

На четвертый день продвижения к западу ветер усиливается до семидесяти пяти узлов, — по словам Энниса, при такой температуре это может оказаться фатальным. Я не могу понять почему и не спрашиваю, но скоро, на шестой день, все выясняется само собой.