Мифы, предания, сказки хантов и манси

— Если пройти через семь вод той безлесной лывы, обойденной оленьими языками, и пересечь семь поросших лесом гривок, то за седьмой лывой возвышается город, выстроенный из кожуристой лиственницы. Старый князь строгает там черен двухконечной стрелы. В доме, оглашаемом песнями, качали семерых сыновей. После них в берестяной люльке с изящной спинкой кого укачивали, толкая люльку ногой? Трех самоедских красавиц, трех дочерей там укачивали. Я своим долгим ухом слышал слух про девицу такой красоты, что ты бы взял ее в жены. Ступай, если хочешь, а пока устрой пир для всего города.

Когда наступил следующий день, я послал слугу — Счастливого Мужа, Несущего Блюдо с Мерзнущим Краем — на равнину, поросшую оленьим мохом. Вот мой слуга — Счастливый Муж, Несущий Блюдо с Мерзнущим Краем — в самый полдень пришел к месту, где был слышен стук оленьих копыт. Олени были приведены к комлю священного дерева с изображением бога, и перед ним были поставлены в качестве кровавой жертвы семь оленьих быков, привязанных к одному ремню. Счастливый Муж, Несущий Блюдо с Мерзнущим Краем, мой слуга, перерезал острым ножом их многожилистые шеи, затем с них сняли шкуры, подобные хорошо снятым шкурам дубравной сороки. Их варили в большом котле для обеда жителей города. Когда навар в большом котле поспел, многочисленные мужи всего города были туда созваны, подобно тому как метущая рука собирает гусиным крылышком сор. Мой слуга, Счастливый Муж, Несущий Блюдо с Мерзнущим Краем, при этом приподнимался на цыпочки у каждого встречного дома, чтобы через верхнее отверстие дымохода позвать людей. В мой жердяной дом, состоящий из восьмисот жердей, в котором я живу, пришло столько народу, сколько входит рыбы в наполненную окуневую или плотвиную мережу. Когда на большом пиру, устроенном для населения города, славный навар в большом котле был съеден, принесли питающую неживую пищу, принесли много кузовов с завязанным отверстием и многочисленные угловатые лукошки с завязанными отверстиями. Они начали есть. С подбородками, грязными от сочащегося осетрового жира, они стояли, как судомойки с мокрыми руками. Когда они так стояли, подобно судомойкам с мокрыми руками, они начали говорить исходящие из сердца слова, подобные гусиному крику. Многочисленные мужи со старческими лицами сказали:

— Вы еще молодежь, не имеющая детей! В прежнее время, когда мы жили с вашими отцами, если мы устраивали такой большой пир, чтобы на нем угощались воины, то потом мы славными суставами тяжелых ног направлялись в какой-нибудь край земли.

Тогда из угла дома, имеющего переднюю часть, выскочил сын доблестного мужа, схватил из угла за чувалом, где лежат дрова, большую половинку колотого полена и на его стороне нарезал три грани. Себе мой брат Пташек Стреляющий Богатырь с Суставами Искусных Рук и Ног как начальнику над войском и главе свадебного поезда нарезал большую зарубку, потом — зарубку на моего брата[209]. Там, где был плох отец, отмечался зарубкой сын его; там, где сын был плох, отмечался зарубкой его отец. Он собрал толпу в семьсот человек, воинский отряд в семьсот мужей. Мой брат сказал:

— Когда наступит завтрашний день, отправимся на военную ногу, на сватовскую ногу.

Хотя я и лежал на пестром одеяле, на узорчатом коврике и спал на мягком месте, мне казалось, что я лежу на граненой стороне ручки топора, что я лежу на ребре ручки ножа. При появлении утренней зари, когда звери начинают свой ход, я забылся, как сооруженный из глины семиугольный запор держит рыбу. Вот мой слуга, Счастливый Муж, Несущий Блюдо с Мерзнущим Краем, подойдя ко мне на расстояние рукоятки посоха-топора[210], стал толкать меня между лопатками ребристым суставом согнутого пальца. Мой слуга, Счастливый Муж, Несущий Блюдо с Мерзнущим Краем, сказал:

— У твоих многочисленных мужей, которых ты ведешь на войну и которые собрались перед пристанью, от холода начинают дрожать концы рукавов, начинают дрожать края пол их одежды.