Вот пущенный богом железный волк с заиндевелыми боками нас спугнул, мы побежали, побежали семисаженными прыжками. Родившая Сто Детенышей Голобрюхая Самка от усталости бросилась в мягкий снег. После того как мы пробежали пространство, которое может пробежать олень без передышки, мой младший брат бросился в рыхлый снег. После этого мой второй брат упал в рыхлый снег. Когда я пробежал расстояние, которое олень может пробежать без передышки, я стал молить Золотой Свет, отца: пусть передо мной появится обойденная оленьими языками безлесная лыва. Тогда появилась обойденная оленьими языками безлесная лыва, и мы начали бежать вокруг нее, во все семижды семь сторон света. Вот стемнело. Я залез в мягкий снег. Хоть я и ждал его, железный волк с заиндевелыми боками все не приходил. Так я лежал. На утренней заре, когда звери начинают бродить, я выскочил из снега, и волк выскочил из снега. Я сказал:
— Железный волк с заиндевелыми боками, обежим опять семь сторон света.
Тогда волк встряхнулся — и человек в своем собственном облике предстал перед ним, сам Много Странствовавший, Много Блуждавший муж в своем собственном облике там стоит. Он сказал:
— Что я стану делать с твоим покрытым гнидами и поганым Мясом? Ступай к Осетровой речке, на ее берег, и начни ходить там, где водятся олени. Когда двое мужей одного роста, двое охотников сядут в плоскую лодку, ты, животное, обладающее сердцем, выстави твое сердце напоказ[206].
Я пошел на то место, где водятся олени. Вот пришли туда двое мужей одного роста. Кормовщик покачивал лодку веслом, а муж, находившийся на носу, взял лук и стрелы, положил стрелу на тетиву лука, снабженного тетивой, натянул его так медленно, как летом убывает вода в Оби, и спустил стрелу; в сердце животного, имеющего сердце, она попала. Сделав только три прыжка, я упал. Вот содрали с меня кожу, подобно хорошо снятой коже дубравной сороки. Меня, оленя, притащили в крытую лодку, в большой город мужа Сонг-хуша меня привезли и крытую лодку привязали около пристани, отступя от берега[207]. Вот работающая в доме рабыня спустилась к воде, и когда увидела, что там в крытой лодке лежит олень, то украла сердце у животного, имеющего сердце, и язык у животного, имеющего язык. Она принесла их домой, и они с хозяйкой[208] стали их варить. Когда они были готовы, они их съели. В небольшом углу живота хозяйки я свернулся, как дорогой клубок из золотистого шелка; затем образовался мой брат, потом мой младший брат образовал клубок в небольшом углу живота рабыни.
Когда нас проносили десять месяцев, в течение которых женщины носят детей, они у комля дерева, где ложатся женщины на сносях, разрешились от бремени. Когда они разрешились от бремени, мы, трое богатырей, трое сыновей, родились на белый свет остяцкого народа. Пока мы были маленькие, мы росли в девичьем городе, где много девочек, в отроческом городе, где много мальчиков.
Так мы жили и жили. Однажды пришел ко мне мой старший брат, глава города. Когда он вошел в деревянные сени, где лежат собаки, то многочисленные собаки с погаными ртами хотели укусить его за толстые жилы икр, но, как только холодный ветер от вошедшего славного богатыря коснулся их своим быстрым порывом, они разбежались во все стороны, как брошенная на землю горсть мороженой рябины. Ледяной проем двери, находящейся в проеме, он распахнул. После этого мой брат — Пташек Стреляющий Богатырь с Суставами Искусных Рук и Ног — пришел ко мне. Я смотрел сквозь маленькую щелку моего согнутого локтя, как он защемил в щелке двери кончик своей пятки; слышно было, как с крыши песчаного дома упало несколько песчинок. Когда приблизился мой старший брат, глава города, я приподнялся на месте хранения лука, на котором обычно лежат богатыри, и стал торопить сотню работающих в доме незамужних работниц. Моя сотня незамужних работниц-рабынь поставила на четвероногий стол благодатную чашу с оленьим салом. Мой брат сказал:
— Я пришел не из голодного дома. Если ты выслушаешь мое доброе слово, то, сколько ни есть оленьего сала в твоем благодатном блюде, я все концом граненого сустава своего пальца засуну в рот. Если же ты не выслушаешь то слово, которое я тебе скажу, то я уйду, захлопнув ногой ледяную дверь, холодную дверь.
Я сказал:
— Отчего ты не скажешь, какая у тебя есть весть, какое слово?
Мой брат сказал:
— До каких пор ты, подобно незамужним девицам, будешь бегать быстро, подобно стреле, которая пробегает пространство перед луком? Разве ты не знаешь, что у тебя подбородок оброс бородой, как у взрослого человека?
Я сказал:
— Красавица-девица, такой красоты, что я бы ее взял в жены, в каком конце света, где она родилась?
Он ответил: