Мифы, предания, сказки хантов и манси

Луком ударил, и лук туда прилип. Лук тянет и ничего не может сделать.

— Пусти, а то я тебя веслом ударю.

Ударил, весло совсем прилипло. Тянул, тянул, ничего не может сделать.

— Пусти, а то я тебя обласом ударю.

Ударил, и облас прилип. Тянул, ничего не может сделать.

— Пусти, — говорит, — облас, а то я тебя рукой ударю.

Ударил, и облас прилип. Тянул, ничего не может сделать.

— Пусти, — говорит, — а то я тебя ногой ударю.

Ударил, и ноги прилипли, ничего не может сделать.

— Пусти, — говорит, — а то я тебя головой ударю.

Ударил, и голова прилипла. Так и прилип весь. Сэвс-ики оказался это, а не чирок. Он подошел к Альвали (его отца и деда Сэвс-ики съел) с цепью и говорит:

— Охо-хо, какая счастливая у меня цепь!

Взял его через плечо и потащил домой. Притащил домой, привязал на цепь, говорит:

— Ну что, убивать тебя или нет?

Альвали и говорит:

— Зачем бить? Ты посмотри — одни кости. Ты лучше меня сначала выкорми.

Тот согласился. Сэвс-ики уходит. Где жирную утку убьет, все дает Альвали, чтобы он скорее поправился, был жирный. Кормил, кормил, вырастил — просто один жир. Притащил его теперь, хотел убить и в котел. Альвали и говорит:

— Какой это котел? Мал он. Ты меня варить будешь, весь жир сплывет. Ты поезжай за большим котлом.

Сэвс-ики и поехал на вершину Оби за большим котлом, чтобы варить Альвали. Сэвс-ики уехал, у него дома остались дочери. Когда он уехал, Альвали и говорит:

— Вы, девчонки, отпустите меня. Я хоть похожу, потопчусь да вам ложки-чашки сделаю.

Отпустили они его. Он вышел на улицу, то поколотит, другое. Потом и говорит:

— Идите, я вам ложки сделал мой жир снимать, мой суп хлебать.

Вышла одна на улицу, подошла к нему, он ее обухом. Она упала, он и говорит:

— Идите кто-нибудь, она тут упала чего-то, утащите ее.

Вышла вторая, подошла к нему, он ее обухом ударил. Она тут же и упала. Взял их обеих, изрезал на куски, в котел положил и стал варить. Сварил их, вытащил мясо, выстрогал палочки и натыкал кусочки на них, поставил на дороге Сэвс-ики. Сам же в голенища кисов насыпал песку и положил их на дерево, а потом залез на лесину и сидит. В девичьи пологи два пучка сена связал и положил, как будто они там лежат. Чтобы подумал Сэвс-ики, что девки убили его уже и сварили для него.

Идет Сэвс-ики. Дошел до мяса, говорит:

— У, дуры девки, дуры, зачем вы так сделали?! Я сам хотел его убить, лучше бы сделал.

Шел и все куски, что на палочках, ел. Говорит:

— Однако это мое мясо, моя кровь, мои девки, слыхать.

Пришел в избу, стал искать, а там две головы девичьи лежат. Подошел к пологу, смотрит: к пологам сороки слетаются. Поднял полог, сороки улетели.

Сэвс-ики и говорит:

— Альвали, Альвали, ты надо мной посмеялся, моим же мясом меня и накормил.

Давай в избе считать каждую сенинку: которой пары нет, ту съест. Давай бревна считать в избе; которому пары нет, то съест. На улицу вышел, давай лесины считать: которой пары нет, ту съест. Альвали и говорит:

— Ты чего там считаешь? Я ведь здесь сижу.

Сэвс-ики говорит:

— Пять тесел я съел, пять топоров съел, вырвало меня от этого.

Пять тесел он выплюнул. Давай Сэвс-ики рубить ими лесину, где сидит Альвали. Каким топором ни ударит — ломается, каким теслом ни ударит — ломается. Все сломал. Опять семь топоров, семь тесел выплюнул. Давай ими рубить. Шесть топоров сломал, семь тесел сломал. Один топор остался. Давай им рубить. Сэвс-ики рубил, рубил, вот-вот лесина упадет. Альвали тогда и говорит:

— Стой, не руби! Что тебе достанется, если я с лесины в воду упаду? Ты лучше возьми глаза пошире раскрой и рот открой пошире да к лесине ложись, а я к тебе в рот прямо и упаду.

Сэвс-ики лег под лесиной, открыл глаза и открыл рот. Аль вали взял голенища кисов и стал спускаться с лесины, а сам ему песок сыплет.

Сэвс-ики ему и говорит:

— Зачем ты в меня сыплешь?

Альвали и говорит:

— Лежи, лежи, это я слезаю, это кора на тебя валится.

Спустился пониже, голенища развязал и высыпал на старика весь песок. Старик вскочил — рот и глаза полны песку, ничего не видит и сказать не может. Альвали его этим же последним топором и убил. Все переломал и вместе с избой поджег. Изба загорелась, Альвали смотрит: какая-то баба стала гасить огонь, соболями размахивать. Взял он эту бабу и ушел с ней жить.

А когда Сэвс-ики сгорел, пепел полетел по лесу, и слышно было:

— Народится народ, и мы будем пить его кровь.

Это полетели комары (куйни).

35. Старик Лампаск и его внук

Живет старик Лампаск, старик Вампаск. У него семь сыновей. Пока они долгое время живут, пока они короткое время живут, пока живут-поживают, однажды наступил день. Сыновья прислушались: снаружи слышен какой-то шум. Старший сын вышел — к нам пришли враги! Он вошел в дом, сказал отцу:

— Враги к нам пришли, семь каменноглазых богатырей!

Он говорит отцу:

— Дай мне свой панцирь.

Отец сидит в полном молчании. Сын повернулся, вышел, недолго ходил, вошел:

— Будь добр, отец, дай мне свой панцирь. С телом голым, как меня мать родила, меня убьют.

Отец сидит в полном молчании. Сын повернулся, недолго ходил, вошел, говорит отцу: