Мифы, предания, сказки хантов и манси

Проживаю я, священный зверь,
Жаркое длинное лето,
Созданное моим батюшкой, Нум-Торумом,
Провожу я, священный зверь,
Комариное длинное лето,
Посланное моим батюшкой, Нум-Торумом.
Хоть оно и бедно лесной ягодой,
Хоть оно и бедно кедровыми шишками,
Но наполняю я свой ненаполнимый кузовок,
Наполняю я свою ненаполненную посудину[343].
Однажды во время прогулки
Увидел землю, широкую землю,
Увидел озеро, широкое озеро.
Как вещий лесной зверь, отгадываю я:
Это древнее священное место
С изображением божеств.
Смотрю я зоркими глазами
На противоположную сторону озера:
Там места, богатые ягодой,
Там места, богатые шишками.
Сажусь я в свою невертящуюся лодочку[344]
И плыву на другую сторону священного озера.
Послышался плеск воды от весел,
Послышался скрип уключин.
Смотрю я звездами священного зверя:
Едут на лодке старик со старушкой.
Вдруг замечает меня зоркими глазами
Старуха, сидящая на веслах.
— Старик, посмотри, старик!
Там плывет могучий лесной зверь,
Там плывет могучий луговой зверь.
Отвечает ей старик, сидящий на корме:
— Глупая, бестолковая баба,
Откуда появится могучий зверь?
Это плывет обросшее мохом большое бревно,
Которое поднялось со дна днистого озера.
— Нет, нет, старик, это могучий зверь,
Смотри, он уж подплывает
К берегу озера с берегами.
— Брось, старуха, пустое болтать!
Это плывет не то вереница гусей,
Не то вереница уток с утятами.
Подъезжает носатая лодка к берегу.
Вылезаю в я на сушу, могучий зверь.
Взмолилась старуха богу:
— Батюшка, Нум-Торум,
Преврати меня в мужчину,
Опоясанного двумя ремнями!
Хочу наказать могучего зверя,
Который попусту разгуливает по лесу!
Разрывает она
Свой шелковый платок с длинными кистями
И подпоясывается ею лентами,
Как мужчина ремнями.
Нож женщины-мастерицы,
Нож женщины, вырезающей узоры,
Прячет в рукава одежды с рукавами.
Как раскроет она свой зубастый рот
С семью зубами:
— Куда бежишь ты, дедушка — могучий зверь?
Разорви меня в клочья
Величиной в шкурки туфельные,
Величиной в шкурки рукавичные.
Смешай куски моего тела с горным мохом,
Смешай куски моего тела с лесным мохом.
Как голодный священный зверь,
Выскакиваю я на нее
С диким ревом, готовый пожрать деревню,
С диким ревом, готовый пожрать город.
Но нож женщины-мастерицы,
Нож женщины, вырезающей узоры,
Насквозь пронзает мое святилище,
Закружилась у меня голова,
Как будто от пьянящих мухоморов,
И повалился я на землю.
Старуха к берегу бежит и кричит:
— Старик, иди-ка за мной!
Подходят они к моему телу,
Расстегивают четыре пуговицы
На одежде могучего зверя,
Расстегивают пять пуговиц
На одежде могучего зверя,
Кладут меня в люльку из древесных прутьев,
В люльку с обручами и перекладинами
И несут к берегу реки с берегами.
Сажают меня, как дорогого гостя,
На средину лодки со срединою.
Кричат три раза о лесном звере,
Кричат четыре раза о луговом звере[345].
Как раскроет старуха
Свой зубастый рот с семью зубами:
— Старик, когда мы прибудем
К многочисленным мужчинам поселка,
К многочисленным женщинам города,
Смотри не говори,
Что мной опущен[346] могучий зверь.
Подъезжает носатая лодка с носом
К пристани поселка с пристанью.
Выбегают на берег
Многочисленные мужчины поселка,
Многочисленные женщины города.
Один из мужчин кричит:
— Смотрите, друзья!
Это ведь старухой опущенный могучий лесной зверь!
Смутился мой священный ум:
— Что болтаешь ты, собачий сын!
Пал на меня стыд на всю деревню[347],
Пал на меня стыд на весь город.
Не могу смотреть своими звездами.
Сажают меня на дощатую полку из трех досок,
На дощатую полку из четырех досок.
Обильно угощают озерной пищей,
Обильно угощают обской пищей.
Восседаю я, как лесная женщина,
Почитаем я, как горная женщина.
Начинается праздник с веселой пляской ног,
Начинается праздник с веселой пляской рук,
Пляшут пять светлых ночей Торума,
Пляшут семь светлых ночей Корса.
Кай-яй-ю-их!