2 (15) марта Николай И, находившийся не в столице, а в Ставке в Могилеве (еще одна ошибка), отрекается от престола под давлением ближайшего окружения. Как писал А. И. Деникин, «мне известны только три эпизода резкого протеста: движение отряда генерала Иванова на Царское Село… и две телеграммы, посланные государю командирами 3–го конного и гвардейского конного корпусов, графом Келлером и ханом Нахичеванским. Оба они предлагали себя и свои войска в распоряжение государя для подавления мятежа. Из 40 командующих фронтами, армиями и их начальниками штабов только 14 выступали против «демократизации» армии, 15 ее поощряли и 11 были нейтральны». Одно «движение» и две телеграммы — это все, что могли предложить общество и армия в поддержку Николая И. При этом Николай II в ответной телеграмме… поблагодарил гвардейскую кавалерию за верность и преданность и рекомендовал ей признать новый строй, присягнув Временному правительству.
Были и другие телеграммы. 21 марта великий князь Николай Константинович отправляет председателю Временного правительства князю Г. Е. Львову приветственную телеграмму: «Прошу Вас известить меня, могу ли считать себя свободным гражданином после сорокалетнего преследования меня старым режимом». Другие аристократы, например, великая княгиня Елизавета Федоровна и князь Романовский, также полностью поддержали Временное правительство и подчинились ему. И тот же хан Нахичеванский вскоре сообщает в телеграмме новому военному министру А. И. Гучкову: «Довожу до сведения Вашего, что еще до дня присяги вся гвардейская кавалерия, от старшего генерала до последнего солдата, была и есть преисполнена желания положить жизнь за дорогую Родину, руководимую ныне новым правительством».
Будущий вождь белой армии Корнилов в должности нового командующего Петроградским округом собственноручно приколол Георгиевский крест к груди унтер–офицера Волынского полка Кирпичникова фактически в награду за поднятие 27 февраля бунта. Тогда был убит прямой начальник Кирпичникова — заведующий учебной командой полка капитан Дашкевич (убийства офицеров начались еще 26 февраля). Тот же Корнилов, по его словам, «имел счастье арестовать царскую семью и царицу–изменницу».
Из стенограмм допроса адмирала Колчака: «Для меня было ясно, как и раньше, что то правительство, которое существовало предшествующие месяцы — Протопопов и т. д., — не в состоянии справиться с задачей ведения войны, и я вначале приветствовал самый факт выступления Государственной думы, как высшей правительственной власти… Когда совершился переворот, я считал себя свободным от обязательств по отношению к прежней власти».
Даже убежденные монархисты после отречения Николая П «умыли руки».