Всякое видела Венесуэла и за последний период: национализацию, резкий спад производства, разрушительную инфляцию, расстрел войсками толп, грабивших магазины (до 500 убитых в марте 1989 в одном Каракасе), шоковую терапию, обратную приватизацию, оздоровление (хоть и неравномерное) экономика, но не отступила от демократической модели общества, избранной 40 лет назад, и не сомневается в своем будущем. Легко себе, однако, представить, к каким безнадежным выводам относительно судьбы страны пришли бы на основании вышеизложенного наши плакальщицы обоего пола, какие низкие качества они приписали бы венесуэльскому народу. Большая удача этого народа (и наше несчастье) состоит в том, что упомянутые плакальщицы живут не в Каракасе, а в Москве. Венесуэльцам помогает, подозреваю, и то, что на 100 человек в их стране приходится всего 18 телевизоров (4,1 млн. штук на 23 млн. жителей). Другими словами, поле деятельности местных смердяковых, если они есть, там куда меньше, чем в России, где на 100 человек сегодня приходится заведомо больше 45 телевизоров (у нас на 145 млн. жителей два года назад было 64 млн. штук только учтенных телевизоров — это без многих миллионов ввезенных мимо таможен) 83.
Не подвергаясь негативистскому воздействию, венесуэльцы чувствуют себя комфортно внутри своей национальной культуры. В этом главный секрет их счастья.
О многом говорит и список стран, идущих в «статистике счастья» сразу вслед за Венесуэлой: Турция, США, Нигерия, Австралия, Пуэрто-Рико, Швеция, Филиппины… В этом списке словно нарочно чередуются страны бедные и богатые, еще раз подтверждая отсутствие зависимости между ощущением счастья и доходами на душу населения. Едва ли кто-то осмелится утверждать, что венесуэльцы [турки, нигерийцы и т. д.) вообразили себя счастливыми незаконно и самочинно; поскольку, де,
Они счастливы уже потому, что никто не смеет внушать им, что они живут в состоянии перманентной катастрофы. Зато над тем, чтобы пригнуть нашего гражданина, трудятся самые мощные силы. Бывшие доценты марксизма, отвязанные журналисты, политические легковесы, энергичные грантополучатели, профессиональные хохмачи делают все, чтобы их аудитория чувствовала себя дискомфортно внутри своей национальной культуры. Нагнетание пессимизма идет — порой в лоб, но гораздо чаще намеками, экивоками и обиняками — с утра до вечера.
Мы настолько к этому привыкли, что уже не замечаем. И все же обратите внимание: когда авторы определенного рода заводят речь про неудачные военные кампании в истории России (считанные, замечу), они всегда прибегают к выражениям вроде «позорный исход Крымской войны», «унизительное поражение от японского оружия», «бесславный провал финской кампании 1939–40 гг», «пощечина, полученная в Афганистане»? Но если тот же автор упоминает, скажем, наполеоновскую авантюру, к ней почему-то не прилагается определение «позорная», хотя она завершилась полным разгромом французов и взятием Парижа русскими войсками. Данный ярлык не навешивают на шведов в связи с целым столетием (между 1709 и 1808) их поражений от России, не навешивают даже на Оттоманскую империю, претерпевшую бессчетные разгромы от русского оружия 84. С чисто военной точки зрения Красная Армия совершила чудо, сломав за два месяца, да еще зимних, неприступную «линию Маннергейма», однако мы все время читаем о «провале финской кампании». Такое отношение вытекает, это понятно, из нравственной оценки сталинской политики, но ведь неприступная линия была прорвана, не так ли? С чисто военной точки зрения?
Кстати, почему-то нравственная оценка политики Гитлера не заставила ни одного из наших авторов написать, что Германия подверглась во Второй мировой войне унизительному разгрому, хотя, казалось бы, куда уж дальше. Унизительному, тональному, позорному, оглушительному, неслыханному.
Негласная российская разновидность политкорректности подразумевает, что никакая чернуха не должна быть оспариваема, это как бы неприлично… Недавно Г. Явлинский, лидер партии «Яблоко», заявил, не моргнув глазом, что 97 % населения России живет в нищете 85, и все промолчали, даже прекрасно понимая, что это глупость. У нас, видите ли так принято. Принято раздувать свои проблемы, принято ныть, выть и жаловаться. Удивительно ли, что в странах, где принято совсем другое — не терять бодрость духа, «держать фасон» во что бы то ни стало, улыбаться вопреки скребущим на душе кошкам, подобные заявления воспринимают буквально, им верят (тем более, что хотят верить), их с готовностью перепечатывают?